История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1 - Дмитрий Яворницкий

В настоящее время на месте бывшей Чертомлыцкой Сечи стоит часть деревни Капуливки, как ее называют крестьяне, или Капыловки, как ее именуют официально, Екатеринославской губернии и уезда. Она отстоит от местечка Никополя, бывшей Микитинской Сечи, ровно на 20 верст и приписана к селу Покровскому, месту бывшей последней Сечи. Из Никополя в Капуливку ведет старый запорожский шлях, начинающийся тот же час за Никополем и оканчивающийся почти у самой деревни. Это превосходная, гладкая и совершенно открытая дорога, с правой стороны окаймленная цепью следующих один за другим, на расстоянии около четверти версты, высоких курганов, а с левой – охваченная широкой рекой Днепром с его ветками и заточинами, за которой, по топким болотам, тянется густой и высокий лес, поросший зеленой травой. Цепь курганов постепенно подается от права к леву, а вместе с курганами подается и широкий шлях, который под конец прямо приводит к месту бывшей Чертомлыцкой Сечи. Кроме курганов, указателями пути в Чертомлыцкую Сечу служат еще так называемые мили, то есть четырехгранные, вытесанные из цельного камня, столбы, кверху несколько суживающиеся, которые ставились здесь в 1787 году, во время проезда по Новороссии императрицы Екатерины II.

На полторы версты выше деревни Капуливки, среди открытой местности, господствующей над огромным пространством степи, стоит длинное земляное укрепление, так называемый сомкнутый редут, с траверсами внутри. Южная линия этого редута имеет 1250 сажен, северная – 780, восточная – 380 и западная – 700 сажен. Время сооружения этого редута правдоподобнее всего отнести к первой половине XVIII века, к эпохе Русско-турецких войн, согласно указанию князя Мышецкого, утверждающего, что на речке Чертомлыке, где была Старая Сечь, русскими построен был в 1738 году редут[291].

Ниже укрепления, уже в самой деревне Капуливке, в огороде крестьян Семена Кваши и Ивана Коваля, уцелели два каменных креста над могилами казаков Семена Тарана, умершего в 1742 году, и Федора Товстонога, скончавшегося в 1770 году, 4 ноября[292]; последний был атаманом Щербиновского куреня в 1766 и 1767 годах, прославил себя на войне 1769 и 1770 годов, вернулся из похода тяжелораненый и через несколько месяцев скончался. Кроме этих двух крестов сохранились еще кресты казаков Данила Борисенка, умершего в 1709 году, 4 марта, Семена Ко, умершего в 1728 году, и надмогильный камень над могилой знаменитого кошевого атамана, Ивана Дмитриевича Сирко, умершего в 1680 году; последний находится в огороде крестьянина Николая Алексеевича Мазая и имеет следующую надпись: «Р. Б. 1680 мая 4 преставися раб бо Иоань Серько Дмитрови атамань кошовий воска запорожского за его ц. п. в. Феодора Алексевича: Память праведнаго со похвалами»[293]. В этой надписи странно лишь указание, будто Сирко умер 4 мая, между тем как из донесения его преемника Ивана Стягайло и свидетельства летописца Самуила Величко известно, что он скончался 1 августа[294]. Отсюда нужно думать, что плита, уцелевшая до нашего времени над могилой знаменитого кошевого, вовсе не та, которую казаки первоначально поставили над его прахом: вероятно, первая плита была разбита освирепевшим русским войском в 1709 году, и на место ее впоследствии поставлена была другая, оттого указание месяца и дня смерти Сирко сделано было ошибочно. Ниже деревни Капуливки, на Старом, или Запорожском кладбище, уцелели еще четыре надмогильных креста, под коими покоится прах казаков Ефрема Носевского и Данила Конеловского, умерших в 1728 году, Лукьяна Медведовского и Евстафия Шкуры, умерших в 1729 году.

Спрашивается: каким образом все эти надмогильные кресты попали в Чертомлыцкую Сечь, когда с 1709 года ее здесь вовсе не было? Ответ на этот вопрос дают местные старожилы, потомки запорожцев: они говорят, что когда казаки были под властью «тур-царя», то, умирая, просили своих сотоварищей хоронить их на Старой Сече, и те перевозили тела их к Чертомлыку на чайках.

Со Старого запорожского кладбища при деревне Капуливке открывается великолепнейшая перспектива на место бывшей Чертомлыцкой Сечи. Место это представляет собой небольшой островок, утопающий среди роскошной зелени деревьев и точно плавающий среди восьми речек, окружающих его со всех сторон. Но чтобы хорошо рассмотреть место бывшей Чертомлыцкой Сечи, нужно от кладбища спуститься вниз, пройти небольшое расстояние по прямой улице, потом под прямым углом заворотить направо в переулок и переулком добраться до берега речки Подпильной. Здесь прежде всего бросается в глаза довольно возвышенный, но вместе с тем отлогий, песчаный спуск к реке, усеянный множеством мелких речных ракушек и местами покрытый громадными осокорями и вековечными вербами. Затем, ниже спуска, через реку, открываются необозримые сплошные плавни, местами затопленные водой, местами покрытые травой, но в том и в другом случае поросшие густым, преимущественно мягкой породы, лесом, то есть осокорем, вербой, шелковицей, ивой и шелюгом. С востока и запада этот лес тянется необозримо длинной полосой, с севера на юг он простирается на протяжении 15 верст, от левого берега Подпильной до правого берега Днепра. Здесь-то, в виду вековечного леса, при слиянии восьми речек, стоит небольшой, но возвышенный и живописный островок, кругом окаймленный молодыми деревьями и сверху покрытый высоким и непролазным бурьяном. На этом островке была знаменитая Чертомлыцкая Сечь. Местоположение острова, при всей его живописности, кажется, однако ж, каким-то пустынным, наводящим уныние и тяжелую тоску на душу человека: от него веет чем-то далеким-далеким, чем-то давно и безвозвратно давно минувшим. Остров стоит пустырем: на нем нет и признаков жилья, – один ветер низовой свободно гуляет да шевелит верхушками высокой травы, а кругом тишина, точно на дне глубокой могилы… Глядя на этот унылый остров, невольно вспоминаешь то время, когда здесь кипела жизнь, и какая жизнь! Жизнь во всем разгуле, во всем широком просторе: тут и бандуры звенели, и песни звонко разливались, тут же и лихие танцоры кружились таким вихрем, от которого пыль поднималась столбом, земля звенела звоном… А теперь что? Теперь гробовое безмолвие, мертвая тишина, – такая тишина, точно в сказочном царстве, заколдованном темной, страшной и неодолимой силой. Теперь лишь одни жалкие намеки на то, что когда-то жило здесь полной, открытой, никем и ничем не стесняемой жизнью…

На острове повсюду, но в особенности близ речки Чертомлык, видны остатки пережитой жизни: черепки посуды, рвы, канавы, могилы, отдельные кости, полные скелеты людей. По правому берегу Чертомлыка некогда было обширное кладбище, частью скрывшееся теперь под деревнею, частью обрушенное весенним течением речки: Чертомлык, разливая свои воды, ежегодно подмывает свой правый берег и выносит из него иногда гробы с казацкими костями, иногда целые человеческие остовы, чаще же всего – казацкие черепа с длинными чубами или без чубов, разное платье, всякого рода оружие, оловянные пули, целые куски свинца, большие круги дроту и т. п. Все это валится или на дно реки, или остается на берегу ее и тут, грустно сказать, попирается ногами проходящих людей и животных и нередко смешивается с костями и мясом дохлых лошадей, коров, собак и кошек. И местным жителям нет никакого дела до того, что здесь некогда жили великие защитники Христовой веры и русской народности, кровью своей поливавшие землю, костьми своими засевавшие нивы; нет между ними такого человека, который, собрав черепа и кости доблестных воинов, схоронил бы их в земле как святыню… Напротив того, есть такие, которые и днями и ночами разрывают запорожское кладбище, ища в нем какие-то баснословные клады, будто бы сокрытые запорожцами в глубоких могилах. Там стихия, а тут человеческая жадность к золоту не дают покоя и мертвым!..