Нелюбимая - Екатерина Орлова

– Спасибо, – произношу, вставая.

– Будьте здоровы. И позовите, пожалуйста, следующего.

– Хорошо.

Мы прощаемся, я покидаю кабинет врача в таком состоянии, словно меня ударили пыльным мешком по голове. Совершенно неожиданные новости, которые сбивают с толку. За последние сутки я, кажется, привыкла к мысли о своей беременности. Но все равно каждый раз, когда получаю подтверждение этого факта, меня бросает в жар. И все же это чувство не несет негативного оттенка. Наоборот, оно радостное, но пока еще совершенно новое для меня. Быстро записавшись в регистратуре на указанные врачом даты, я выхожу на улицу. Надо же, перед тем, как я вошла в консультацию, на улице светило солнце, а сейчас набежали тучи, готовые пролиться ливнем. Кутаясь в тонкий кардиган, который, к счастью, прихватила с собой, я сбегаю по ступенькам и иду через дворы в сторону своего дома. Настроение такое, что хочется порхать над землей.

– Стоять! – резкий окрик заставляет меня буквально врасти ногами в тротуарную плитку. Я знаю, кому принадлежит этот голос. За секунду в моей голове проносятся тысячи вопросов, и ни на один из них я не нахожу хотя бы мало-мальски адекватного ответа. Медленно поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с разъяренным Ромой.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

– А ты?

– В смысле? – фыркаю. – Я вообще-то тут живу.

– Ты живешь в другом доме.

– Я должна теперь отчитываться перед тобой, где гуляю?

– И давно ты гуляешь по женским консультациям?

– Вообще-то я гуляю там, где хочу, и не намерена спрашивать твоего разрешения!

Как мы оказались так близко друг к другу? Я даже могу уловить аромат его туалетной воды. Он давно уже стал таким родным, что по моему телу проходит волна дрожи, а в животе порхают ненавистные бабочки. Угомонитесь, заразы такие! Он сейчас уйдет, нечего даром трепыхаться.

Ромины глаза полыхают яростью, ноздри раздуваются, а челюсти крепко сжаты. Таким я его еще не видела, и мне совсем не нравится, когда его красивое лицо искажено злобной гримасой.

– Ты беременна? – прямо спрашивает он, и я давлюсь воздухом. Чувствую, что мои глаза расширяются до неимоверных размеров.

– С чего ты взял?

– Не ври мне, Тамила! – Он хватает меня за локоть и сжимает его. Я пытаюсь выдернуть руку, но Рома вцепился в нее мертвой хваткой.

– Ты делаешь мне больно.

Он немного ослабляет захват, но все же не выпускает меня.

– Ответь на вопрос, – спокойнее произносит Роман, но я слышу скрытую в голосе угрозу.

– Нет.

Мне кажется, или он даже немного растерялся, услышав отрицательный ответ?

– Тогда что ты делала в женской консультации?

– Мы, женщины, иногда туда ходим, чтобы показаться врачу. Рассказать, как это происходит или ты немного осведомлен?

– Почему у тебя в руке была карта беременной?

Я чувствую, как от лица отливает краска и холодеют губы.

– Ты следил за мной?

– Не было нужды. Тебя видели там с этой долбаной картой.

– Фальшстарт, Роман Янович, вам не о чем беспокоиться.

Он подвигается ближе, черты его лица смягчаются в противовес моим. Я не вижу себя со стороны, но уверена, сейчас на моем лице написана вся злость этого мира.

– Тами, скажи правду. Если ты беременна и это мой ребенок, я имею право знать, – мягче произносит он.

– Что значит «если это твой ребенок»? – прищурившись, шиплю я, словно змея. Очень. Ядовитая. Змея. – Ты считаешь, что я спала с кем-то еще параллельно с тобой?

– Так ты все-таки беременна?

– Я же сказала, что нет!

– Тогда почему прицепилась именно к этим словам?

Почувствовав, что Рома окончательно ослабил хватку на моей руке, я резко выдергиваю ее и делаю шаг назад.

– Я не беременна, так что ни о чем не волнуйся. Смело возвращайся к своей Лене, строй семью. Лови момент, Роман Янович, дама твоего сердца, любовь всей жизни как раз свободна. Ой, что это я? Ты же уже его поймал! Шампанское, надеюсь, было вкусным!

Я чувствую, как в горле встает горький ком, который уже начинает разъедать внутренности. Жгучие слезы скапливаются в уголках глаз, а подбородок начинает мелко дрожать, и это чертовски плохая новость. Я не плачу в присутствии других людей! Никогда этого не делаю! И он не увидит моих слез. Чего я вообще раскисла? Отпустила ведь уже, смирилась. Но как объяснишь доводы рассудка несчастному сердцу, которое трепещет от близости этого поганца?

– Какое шампанское? Что за бред ты несешь?

– Мы, женщины, посетившие гинеколога, часто несем бред после приема. У нас так выражается душевная травма, нанесенная осмотром. Так сказать, выплескиваем негатив как умеем.

– Тами. – Он хмурится. Мне не нравится, когда он хмурится. Я люблю улыбчивого Рому. Балагура и шутника. Легкого и беззаботного. А такого не люблю. И от того, что он сейчас испытывает негативные эмоции, мои собственные тоже норовят вырваться наружу.

– Все спросил, что хотел? Не стоило утруждаться и ехать в мой район, Рома. Мог бы просто позвонить.

– Ты заблокировала меня.

– А, да, точно. – Из меня вырывается истеричное хихиканье. Что угодно, только бы не расплакаться при нем. Пожимаю плечами. – Ну что ж, так бывает. В общем, со мной все хорошо, если именно это ты хотел узнать. Ну, бывай.

Я разворачиваюсь и иду настолько быстро, насколько меня несут дрожащие ноги. Еще несколько шагов – и там уже можно будет позволить себе развернуться на полную катушку. За углом того дома он меня не увидит, и я дам волю чувствам. А там и до моего дома недалеко. Господи, что ж больно-то так?

– Тами! Подожди! Давай поговорим! – несется мне в спину, но я, преодолевая себя, просто поднимаю руку и показываю ему идеально ровный средний палец.

К счастью, мне хватает выдержки, чтобы не обернуться и не поговорить с ним. Потому что я уже не могу терпеть, слезы вырываются и прочерчивают горячие дорожки по моим щекам. Закусив губу, я сдерживаю громкий всхлип, который рвется наружу. Ускоряю шаг, и через несколько метров резко сворачиваю за дом. Прижимаюсь плечом к нагретой солнцем плите, и меня снова скручивает от истерики. Кусаю нижнюю губу до крови, чтобы не начать выть. Мне так чертовски больно, где-то там внутри часть меня умирает. Я проклинаю Аськин день рождения, свое сумасбродное поведение, Романа с его Леной, свои чувства и весь мир. Сейчас все вокруг меня выглядит чернее ночи. Боль сжимает мои внутренности, не давая дышать, закручивается спиралью и мучительно медленно тлеет, выжигая все живое во мне.

И, как вишенка на торте, в этот момент прямо надо мной громыхает гром и небо словно разверзается. Крупные капли, подразнив пару секунд своим неспешным падением, превращаются в стену дождя, за которой и на ближайший метр ничего не видно. Я обнимаю себя за плечи, вжимаясь в стену дома, переместившись под балкон. Дождь нещадно хлещет по ногам, а звук разряда молний наводит ужас. Внутри все холодеет, и я цепенею. Я чертовски сильно боюсь грома. Люблю дождь, его запах, то, как он омывает город, но гром… это выше моих сил. Этот страх иррациональный. Я отлично знаю причину происхождения этого звука, изучила все досконально. Я знаю, что за этим нет ничего угрожающего для меня – по крайней мере, в этой конкретной ситуации, – но необоснованный ужас, сковывающий мои внутренности, все равно никуда не девается. Я реву, уже не сдерживаясь. Все равно за плотной завесой дождя никто не увидит моего заплаканного лица, а шум скроет вой, рвущийся из моей груди. Я вжимаюсь пальцами в кожу плеч, наверняка оставляя синяки, но это странным образом помогает мне держать себя в руках в прямом и переносном смысле. Помогает не рассыпаться на мелкие осколки. Я принимаю решение никогда ничего не говорить Роме. Потому что теперь у него своя жизнь, в которой для меня нет места. От осознания этого факта становится еще более горько и обидно, но я смирюсь. Привыкну думать об этом. Сосредоточусь на главном – на малыше внутри меня. Переживу и двинусь дальше. Ради своего ребенка я сделаю все возможное и невозможное. Но как же, черт подери, больно!