Смерть заберет с собой осень - Эмма Рид Джонсон

Почувствовал это только потому, что над губой что-то защекотало, и стоило рефлекторно потянуться, как тыльная сторона ладони окрасилась багряным.

Нужно было остановить кровь, но я продолжал безвольно лежать, глядя на неровную кровавую полосу и чувствуя, как тонкая влажная дорожка стекает с подбородка на шею, впитываясь в толстую чёрную ткань. Через пару минут я утёр её рукавом с лица, носом утыкаясь в сгиб локтя.

Телефон в заднем кармане завибрировал. Я пытался его проигнорировать, но звонящий всё не унимался. Нарушив свой и без того хрупкий покой, я с трудом вытянул телефон из-под себя и даже не глядя на то, кто так старательно пытался дозвониться до меня, выключил его и зашвырнул куда-то под стол. Звук падающего телефона оказался чуть громче, чем я предполагал, но меня это нисколько не волновало, как и то, остался он цел или нет.

Согнув ногу в колене и вновь спрятав лицо под рукой, я лежал, иногда проваливаясь в беспокойный сон. Всё моё тело онемело и начало болеть, но я не решался ни перевернуться, ни сменить позу. Краем уха слышал, что несколько раз к моей двери кто-то подходил и, немного потоптавшись снаружи, исчезал в глубине квартиры. За это я был ей благодарен, хотя если бы мама на меня накричала, стало бы легче. Легче оттого, что я знал бы, что она не держит всё в себе, как я.

Когда за окном стемнело настолько, что моя комната погрузилась во мрак, зазвонил домофон. Я не вслушивался в мамин голос, да и сам он разрывался, отдаваясь беспокойной пульсацией в ушах. Вскоре я заслышал, что кто-то пришёл, и смутно, где-то на периферии сознания, ещё не ушедшего в дрёму, понял кто. Я сам его позвал и сам не соизволил предупредить о том, что больше не хочу его видеть.

Поэтому, когда Юки-кун бесцеремонно открыл дверь в мою комнату, я перевернулся на бок и упёрся лицом в холодную стену. Всем своим видом я старался дать понять, что сейчас было не лучшее время, а заодно спрятаться от льющегося из коридора слепящего света.

Юки-кун не стал долго стоять в проёме и разглядывать это унылое зрелище. Вскоре дверь с характерным щелчком закрылась, а коридорный свет больше не заставлял меня нервно щуриться. Как бы сильно я ни желал остаться в одиночестве, я точно знал, что он никуда не ушёл.

Я весь напрягся, ожидая услышать от него очередную псевдофилософскую речь о ценности жизни, но вместо этого Юки-кун подошёл к моей постели и, не говоря ни слова, сел рядом. Он закинул руку мне на плечо в немного неумелой попытке обнять.

Сперва мне хотелось отшвырнуть его, спихнуть с кровати и крикнуть, чтобы он катился к чёрту, но я чувствовал себя до того вымотанным и несчастным, что в итоге не смог и пальцем пошевелить. Так я и остался лежать, пока мой ослабевший разум не провалился в сон.

Что мне снилось, я не знал. Наверное, ничего. Пустота. Но и без кошмаров меня преследовало отвратительное чувство тревоги.

Очнулся я с выступившей на лбу испариной и дрожащий то ли от холода, то ли от жары. Юки-кун всё ещё сидел рядом. Он стиснул мою ладонь сильнее – мол, я рядом, тебе не о чем беспокоиться.

– Ничего не скажешь? – К моему горлу подступил комок.

– А должен? – тоскливо пробормотал он. – Сомневаюсь, что сейчас хоть какие-то слова принесут тебе облегчение.

Больше он не проронил ни слова, а я не знал, что за странное чувство забилось в груди. Оно крутилось, извивалось и вынуждало стискивать зубы, чтобы слёзы обиды не хлынули из глаз. Мне хотелось выть и скулить, точно побитый пёс; проклинать всех вокруг за несправедливость: «Почему я, а не кто-то другой? Почему я?..»

– Скажи… – я сглотнул слёзы, – а умирать больно?

– Ох, ну… – Казалось, что мой вопрос поставил его в тупик. Спиной чувствовал, как он поёжился, а после и вовсе погрузился в долгое гнетущее молчание. – Я не помню. Прости.

– Понятно.

А я всё то время, что мы общались, считал, что он был способен почувствовать то, что чувствовал я, – неукротимый миг отчаяния перед самым концом. Тот страх, что душил меня целыми сутками, и боль, которая расползалась подобно трещинам на лобовом стекле. Я ему даже немного завидовал. Хотел бы и я забыть всё это и просто провалиться в глубокий сон.

Умереть во сне – дар.

Так я считал ещё лет с десяти, когда посмотрел какую-то серию «Аватара», где гадалка, предсказывающая будущее, нагадала Катаре похожую смерть. Отчего-то та сцена меня так сильно зацепила, что я проходил несколько дней в смешанных чувствах: уже в столь юном возрасте я начал задумываться над своим концом и пытаться выбирать его, подобно сладостям на прилавке магазина, словно у меня был выбор. Эта иллюзия придавала какую-то глупую уверенность в том, что я действительно был способен управляться с необузданной реальностью и вершить свою судьбу.

– Это так выматывает. – Уголок моих пересохших губ пополз вверх. – Думать о смерти.

– Тогда зачем думать? – простодушно спросил Юки-кун. – Живи моментом, а не тем, что будет потом.

– Я бы очень хотел, но… тяжело это сделать, когда знаешь, что ты обречён. – Я сжался ещё сильнее, подтягивая стянутые джинсами ноги к груди. Коленки больно упёрлись в стену. – К тому же я бы не хотел умереть в нелепой позе.

– Это в какой?

– Ну не знаю… – Я вспомнил, как корчился, лёжа на полу в ванной, и хоть смерть в подобном месте мне не нравилась, она всё ещё была вполне приличной. – Муж бабушкиной знакомой умер, сидя на унитазе. Сердце прихватило вроде. Его так и нашли: со спущенными штанами и привалившегося к стене… – Немного подумав, я добавил: – Наверное, в такой.

– Хм-м… – раздалось у меня над ухом. – Тогда ты можешь перестать ходить в туалет.

– Очень смешно, – огрызнулся я и не сразу заметил, как горечь, переполнявшая меня изнутри, немного отступила. – А ведь я правда могу умереть в любой миг: на учёбе, в душе или стоя на остановке. – С каждым произнесённым словом я мысленно визуализировал каждый вариант своей кончины и думал в основном лишь о том, что либо напугаю людей вокруг, либо затоплю квартиру, ведь никто не сможет выключить воду. Почему-то удручало именно это. – Что будешь делать, если умру рядом с тобой?

Поразмыслив, я пересилил себя перевернуться и взглянуть Юки-куну в лицо. Тот взирал на меня со всем своим чудесным хладнокровием, с которым шёл по жизни. Когда-то я мог бы