Наблюдатель - Роберт Ланца

– Джеймс, кухня здесь совершенно ни при чем, – сказал наконец Джулиан. Вероятно, он просто хотел, чтобы Джеймс заткнулся, потому что если уж Ласкин не знал причин болезни Эйдена, то Джулиан и подавно. Ласкин должен был составить подробный анамнез, если, конечно, Эйден был в состоянии рассказывать. И уж конечно, никто не станет вызывать авиацию и перевозить больного за добрую сотню миль без самых серьезных оснований.

– Каро, шли бы вы к себе, – добавил Джулиан. – Вы здесь ничем не поможете, только замерзнете еще сильнее. И так уже дрожите. Последовательность имплантации меняется, но график остается прежним; просто вместо Эйдена вы прооперируете Бена. Его подробная история имеется в больнице. Все предоперационные наставления вы сможете дать ему с утра.

– Хорошо. И еще, Джулиан… Может быть, сейчас не самое подходящее время, но я должна спросить. После приезда доктора Абруццо я так и останусь ведущим хирургом, а он будет моим ассистентом или мы поменяемся ролями?

– Каро, вы ведущий хирург. Ничего не меняется. Абруццо знает, на какую позицию его пригласили.

– Но почему же он согласился?

– А вот это вы у него сама спросите. – Джулиан провел растопыренной пятерней по волосам. Он, казалось, смутился, и Каро пришло в голову – не в первый раз, – что у этого проекта есть какие-то стороны, о которых ей не рассказали.

Медицинский вертолет поднялся в черное небо.

Лоррейн восприняла множественную вселенную не так, как ожидалось.

Когда она вошла в просторный кабинет, где проводилась визуализация образов, о том, что она всего пять дней назад перенесла операцию на мозге, говорила разве что голубая бумажная шапочка, прикрывавшая частично выбритую голову. К этой шапочке Лоррейн приделала большой вызывающе яркий оранжевый искусственный цветок. Каро оставалось радоваться, что цветок не живой; Лоррейн, похоже, не понимала, что операционный шрам следует держать в чистоте. А о понятии стерильности она, кажется, вообще не задумывалась. На ней были узкие джинсы с экстравагантными заклепками, оранжевая шелковая рубашка и серебряного цвета сандалии высотой три дюйма, из-под которых виднелись выкрашенные в оранжевый цвет ногти.

– Эй, Джул, Каро и все-все-все! Я собираюсь в мир иной! Айда!

– Присядьте! – потребовала молоденькая медсестра Розита. – Я должна проверить ваш пульс!

– Сердце, ну отчего так бьется сердце?.. – пропела Лоррейн и рассмеялась.

Комната казалась Каро переполненной людьми и перенасыщенной напряжением. Джулиан и Барбара замерли возле компьютерной стойки. Каро и доктор Вейгерт в роли простых наблюдателей ждали в стороне, и Каро не знала, кто из них тревожится сильнее. Следующие полчаса должны были сказать решающее слово как о его теории, так и ее мастерстве хирурга. Смогла ли Каро с достаточной точностью повторить операцию, которую Дэвид Уикс провел Джулиану? Зафиксированные впечатления Джулиана Каро считала осознанной галлюцинацией. Повторится ли то же самое у Лоррейн?

И чего ждут все остальные, застыв, словно мухи в янтаре?

Дверь открылась, и Камилла ввезла кресло, в котором сидел Уоткинс. Напряжение сгустилось еще сильнее.

Только Лоррейн, казалось, не ощущала этого напряжения, из-за которого даже кожа зудела, словно от потницы. Она сняла дурацкую шапочку, легла на кровать, подмигнула и расстегнула блузку, продемонстрировав кружевной бюстгальтер цвета лаванды. Камилла прикрепила пластырями к голове и телу Лоррейн беспроводные сенсорные датчики. Медицинский монитор тихо запищал, показывая показатели сердечного ритма, артериального давления, сатурации кислорода, частоты дыхания, температуры тела и внутричерепного давления. Аппаратура была новее и лучше, чем та, которой Каро доводилось пользоваться в больнице Фэрли.

– Эй, я теперь биоробот, – заявила Лоррейн и вызывающе выпятила грудь. – Поосторожнее со мною, ребятки.

– Пожалуйста, лежите спокойно, – попросила Розита.

Джулиан снял крохотную титановую крышечку, прикрывавшую контакты на черепе Лоррейн, присоединил к ним провода, идущие к компьютеру, и посмотрел в лицо сестре. Розита напряженно следила за табло мониторов, готовая отреагировать на любое изменение их показателей.

– Готова, Ло? – спросил Джулиан.

– Сам знаешь.

Джулиан что-то сделал на компьютере, и лицо Лоррейн вдруг сделалось равнодушным. Она лежала с открытыми глазами, ее сердце билось и легкие дышали, но Лоррейн Дей находилась уже не здесь. Каро без помощи приборов видела, что ее состояние не имеет ничего общего ни с комой, ни со смертью мозга, после которой жизнедеятельность внутренних органов поддерживается искусственно. Сознание Лоррейн не отключилось, оно просто исчезло. Каро не видела ничего подобного за всю свою медицинскую практику – разве что смерть…

Экраны перед Джулианом и Барбарой засияли и заполнились текстом. Никто не произносил ни слова. А еще через миг на другом экране появилось отображение визуальной информации, проходящей через мозг Лоррейн и воспринятой программой реконструкции деятельности зрительного центра.

Образ Лоррейн сел на кровати. В отличие от записи, сделанной в первом эксперименте Джулиана, рядом с нею никого не было, и от головы девушки не тянулись никакие провода. Волосы на голове были в целости и сохранности. Она встала, вышла через дверь и, как и Джулиан, оказалась во дворике Второго крыла, безошибочно опознаваемом по характерной клумбе и круговым дорожкам. Заклепки на джинсах Лоррейн сверкали под ярким солнцем.

Каро дословно вспомнила слова, сказанные Джулианом несколько дней назад: «Для первого раза данные, которые мы запрограммировали для создания новой ветви мультивселенной, сохраняли ее практически идентичной этой. Мы стараемся делать все как можно проще, пока не увидим, как работают алгоритмы».

На сей раз во дворике фонтана Треви не оказалось. Какую же галлюцинацию воплотит Лоррейн? Если Джулиана влекла пышность, то его сестра была подчеркнуто экстравагантна. Каро ожидала увидеть, например, Версаль, или Альгамбру, или пещеру Али-Бабы. Впрочем, она помнила, что Вейгерт говорил об ограничениях альтернативных вселенных. Все, что сознание творит через коллапс волновой функции, должно подчиняться закону пространственно-временной причинности. С коллапсированием каждой волновой функции убывало и число степеней свободы, записанных в памяти Лоррейн при наблюдении за ее творением. Если она создала Альгамбру, то позже ее нельзя будет превратить в Версаль. Ну, и нельзя воздвигнуть что-то физически неспособное существовать.

Так что же создаст Лоррейн?

Как оказалось, ничего.

Она просто опустилась на колени у единственной клумбы и коснулась пальцем маленького желтого цветка; волосы упали вперед, закрыв лицо. Через мгновение ее плечи задрожали, а затем начало сотрясаться все тело. Она смеялась? Нет. Когда она наконец встала, держа сорванный цветок, по ее лицу текли слезы – скатывались по щекам и капали на шелковую рубашку, оставляя темные пятна. Так она и стояла, запрокинув голову, глядя в небо, и рыдала – беззвучно, но Каро чуть ли не явственно слышала рыдания; так продолжалось целых пятнадцать минут, пока экран не погас и сеанс не закончился.

– Что за… – чуть слышно начал Вейгерт.

Лоррейн села на кровати и расплакалась наяву.

Джулиан присел рядом с нею, обнял ее за плечи (ее голова все так же была соединена проводами