Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон

боюсь, это вызовет подозрение.

Глава 12

Тень

– Там еще одно видео, – говорит Джей по телефону, его голос звучит мрачно. Я поднимаюсь с дивана и иду в свой кабинет.

Вдоль трехметрового стола тянется длинный ряд мониторов и прочие мои противозаконные игрушки: глушилки, маячки, кнопки, которые приведут в действие взрывчатку в нескольких разных точках, если кто-нибудь меня предаст, и так далее.

Одна только эта комната стоит миллионы со всем тем дерьмом, что у меня здесь.

Это и мое любимое место, и мой ночной кошмар одновременно.

Именно здесь я меняю мир к лучшему. Здесь я нахожу женщин и детей, которых необходимо спасти, и здесь же я становлюсь свидетелем пыток, которым их подвергают эти больные существа.

Чтобы проникать в здания строгого режима, спасать девочек и обеспечивать им убежища и безопасность, нужны деньги.

Большие корпорации платят мне просто немыслимые суммы за то, чтобы я взламывал их конкурентов по каким-то их дурацким причинам, будь то просто конкуренция и желание разнюхать, чем занимаются другие, или судебные иски друг против друга и необходимость раздобыть информацию.

Мне плевать, какие у них там между собой разборки. Меня волнует лишь то, что они должны получить желаемое, для чего меня и наняли.

В конце концов кто-то богатый всегда оказывается в дураках, мой клиент получает огромную прибыль, а я – проценты. Это грязно, но я никогда не стремился сохранить свои руки в чистоте.

И это позволяет мне посвящать свою жизнь борьбе с торговлей людьми.

– Где? – бросаю я, а мои пальцы уже порхают по клавиатуре.

– Зашифровано и отправлено на твой ящик.

Я кручу шеей, разминая мышцы, готовясь к чему-то такому, от чего стейк, который я только что съел, осядет в моем желудке, как потерпевший крушение корабль в океане.

Видео включается, и, несмотря на то что мои инстинкты кричат мне не делать этого, я увеличиваю громкость, чтобы слышать все.

Это зернистая видеозапись какого-то гребаного сатанинского ритуала. Тот, кто записывает, тяжело дышит, скорее всего, из-за риска быть пойманным за этим крайне опасным занятием.

Четверо мужчин в рясах стоят над каменной плитой, к которой привязан корчащийся маленький мальчик.

Он раз за разом кричит, чтобы его отпустили. Его тоненький голосок срывается, пока он взывает о помощи.

Когда ему в грудь вонзают изогнутый нож, я провожу рукой по лицу. Они наполняют металлические кубки его кровью и осушают их одним махом.

Я заставляю себя смотреть и терпеть боль вместе с этим мальчиком. Потому что, хотя этой невинной души больше нет, это не значит, что я не сделаю все, что в моих силах, чтобы восстановить справедливость ради него.

Когда видео заканчивается, мне приходится отвернуться и отдышаться, чтобы перебороть рвотные позывы.

– Зед?

Я и забыл, что Джей все еще на связи.

– Что? – отвечаю я хрипло и едва слышно.

– Я… я не смог это досмотреть, чувак. Просто не смог.

Я закрываю глаза и глубоко дышу.

– Все в порядке, – говорю я. – Тебе и не нужно.

Джей знает, как тяжело я воспринимаю подобные вещи, но он также в курсе, что я не желаю от них отворачиваться. Так поступает большинство, когда речь заходит о торговле людьми. Все знают, что она существует, и большинство из них стараются узнать, как ее избежать, но, когда дело доходит до реальности, они не в состоянии на это смотреть. Не могут слушать. Не могут взглянуть на эту порочность. Потому что, пока они не смотрят, они могут продолжать жить своей обычной жизнью – жить дальше, будто бы каждый день не умирают тысячи людей.

Джей не из таких, он делает все, что может. Но у него также не хватает сил на это смотреть, и я не могу его винить.

Потому что у меня тоже их не хватает. И если быть честным, люди, у которых они есть, – это как раз те, кто торгует другими и совершает подобные преступления.

– Это те четверо, которых мы выслеживали? – спрашиваю я.

Джей вздыхает.

– Нет, когда была сделана видеозапись, Марка в это время вчера вечером видели в ресторане с женой. Похоже, это другие, но пока вычислить их не удалось. Полагаю, они проводили ритуал только один раз.

Я киваю, мой разум мечется, пытаясь понять, какого хрена я собираюсь с этим делать.

Около шести месяцев назад в даркнет просочилось видео, на котором четверо мужчин в черных одеждах проводят ритуал над маленькой девочкой. Я не уверен, было ли это самонадеянностью с их стороны или чем-то еще, но эти люди держали свои капюшоны опущенными, не беспокоясь о том, что зрители узнают их.

Даже несмотря на низкое качество видео и тусклое освещение, я сразу же смог их опознать.

Сенаторы Марк Сайнбург, Миллер Форман, Джек Бэрд и Роберт Фишер.

Они окружили девочку, лежащую на цементной плите, резали ее, а затем пили ее кровь. Девочка была еще жива, извивалась и кричала во всю силу своих легких, пока они монотонно пели, стоя вокруг нее.

Это был точно такой же ритуал, через который прошел маленький мальчик и который до сих пор воспроизводится на экране моего компьютера. Только теперь четверо мужчин, окружающих ребенка, надели на головы высокие остроконечные капюшоны, скрывшие их лица.

Я чувствую, как снова проваливаюсь в ту черную дыру, в которой оказался шесть месяцев назад и выползти из которой мне удалось лишь не так давно. В результате я оказался в одном из самых темных мест, где я когда-либо был.

После просмотра того первого видео я заперся в комнате и не выходил оттуда двадцать шесть часов. Я физически не мог продолжать жить обычной жизнью, зная, что подобное происходит с детьми.

И пока я обшаривал даркнет и находил тысячи видеороликов, на которых родители насилуют своих детей, эта беспомощность росла. Я видел миллионы других видео с пытками, каннибализмом и даже с некрофилией. Действие многих из этих видео происходит в «красных комнатах», где покупатели могут сами выбрать, как именно они хотят, чтобы жертву пытали, насиловали и убивали.

И это только ролики с участием детей.

Именно такие видео и подтолкнули меня к созданию «Зед» пять лет назад. У меня с детства была тяга к компьютерам, и я превзошел лучших хакеров в правительственных организациях.

А в даркнете я оказался и наткнулся на эти видео совершенно случайно. Но это изменило всю мою гребаную жизнь.

Я не могу спать с тех пор, как узнал, что больные люди платят деньги за