Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры - Найо Марш

— Посмотрите сюда.

Вальдарно включил свой фонарик, и двое других полицейских подошли со своими. Когда они сомкнулись, озерцо света сократилось и стало ярче.

Крышка не совсем плотно лежала на саркофаге. Торчало что-то черное, и из этого черного свисали три шерстяные нитки.

— Dio mio![39] — прошептал комиссар.

— Брат Доминик, мы должны снять крышку, — сказал Аллейн.

— Хорошо.

Двое мужчин немного сдвинули ее на одну сторону, наклонили, и она со скрежетом сползла под углом. Край крышки ударился об пол с тяжелым и гулким звуком, словно захлопнулась исполинская дверь.

Свет фонариков застыл на лице Виолетты.

Ее выпученные глаза слепо таращились на присутствующих. Язык вывалился, как будто оскорбляя их.

Фонарик Вальдарно со стуком покатился по каменному полу.

Длительное молчание нарушил голос — невыразительный, низкий, быстрый.

Брат Доминик вслух молился об умершей.

II

Совещание проходило в притворе. Церковь закрыли, а железную решетку, за которой находился вход в нижний мир, заперли, ожидая прибытия сотрудников Вальдарно из отдела по расследованию убийств. Аллейну странно было слышать знакомые приказы, отдаваемые другим человеком на другом языке.

Вальдарно был деловит и краток. Послали за машиной «скорой помощи» и врачом, врач, насколько разобрал Аллейн, соответствовал судебно-медицинскому эксперту в его ведомстве. Наблюдение во всех пунктах отъезда из Рима немедленно усилили. Заведение Тони приказано было обыскать, а персонал — допросить. Квартиру Мейлера должны были занять таким образом, чтобы он, если вернется, попал в ловушку. Известные знакомые Виолетты должны были быть тщательно допрошены.

Аллейн слушал, одобрял и ничего не говорил.

Запустив эту оперативную схему, комиссар обратил свой обманчиво меланхоличный взгляд на Аллейна.

— Вот! — сказал он. — Простите мне мою спешку, мой друг. Обычное дело. Теперь мы сотрудничаем, и вы скажете мне, как мы будем действовать.

— У меня и в мыслях не было, — ответил Аллейн, как можно точнее переведя на итальянский эти слова, — делать что-либо подобное. Мы можем продолжить по-английски?

— Разумеется! — воскликнул на этом языке комиссар.

— Я полагаю, — сказал Аллейн, — что теперь, когда вы так эффективно отдали соответствующие распоряжения, нам следует вернуться к людям, которые ближе всех находились к преступлению в то время, когда оно было совершено.

— Конечно. Я как раз собирался это сказать. И поэтому, — игриво заметил Вальдарно, — вы расспрашиваете сам себя, так?

— В числе других. Или, возможно, я могу отдать себя в ваши руки. Как вы решите насчет меня, господин комиссар?

— В первую очередь, — сказал Вальдарно, — важно точно установить передвижения этого Мейлера. Я бы попросил вас, насколько это возможно, проследить их. Например, когда вы видели его в последний раз?

— Классический вопрос. Когда группа находилась рядом с железной лестницей на среднем уровне. Мы собирались спуститься во владения Митры на самом нижнем уровне, когда леди Брейсли заявила, что нервничает и хочет вернуться наверх. Она попросила своего племянника проводить ее, но обнаружилось, что его с нами нет. Мейлер сказал, что Кеннет вернулся сфотографировать статую Аполлона и что он его приведет. Леди Брейсли ждать не пожелала, и в конце концов в сад базилики — в атриум — ее проводил майор Свит и позднее снова присоединился к нам. Когда они ушли, Мейлер отправился по проходу, якобы отыскать и привести Кеннета Дорна. Оставшиеся — Ван дер Вегели, мисс Джейсон и я — с Барнаби Грантом в качестве гида спустились по железной лестнице в митреум. Мы находились там примерно восемь минут, когда объявился майор Свит — я говорю так, потому что в этот момент он подал голос. На самом деле он мог незамеченным вернуться до того, как заговорил. В том месте полно теней. Минут пять или шесть спустя появился Кеннет Дорн, ища свою тетку.

— Значит, Мейлер так и не встретил этого Дорна?

— Видимо, нет, но есть некое свидетельство…

— Ах! Я и забыл. Но на первый взгляд никто не видел Мейлера после того, как он ушел по проходу?

— На первый взгляд — никто.

— Мы должны допросить этих людей.

— Я с вами согласен, — сказал Аллейн.

Несколько секунд комиссар не сводил своего скорбного взгляда с Аллейна.

— Это должно быть сделано тактично, — проговорил он. — Они влиятельные люди. Могут возникнуть нежелательные последствия. Все, кроме двоих, — добавил он, — британские подданные.

Аллейн ждал.

— По сути, — сказал Вальдарно, — мне кажется, мой суперинтендант, что у вас больше нет причин хранить свою анонимность.

— Я об этом не думал, но… да, вероятно, вы правы.

Подошел один из полицейских.

— Отдел по расследованию убийств, синьор комиссар, «скорая помощь», вице-комиссар и врач.

— Очень хорошо. Приведи их.

Когда полицейский ушел, Вальдарно сказал:

— Я, конечно, послал за офицером, который обычно ведет такое расследование, за вице-комиссаром Бергарми. Мне не годится выполнять обязанности моего подчиненного. Но ввиду чрезвычайных обстоятельств и международной подоплеки полностью я не устранюсь. Кроме того, — добавил он с совершенно неожиданной вспышкой откровенности, — я удивительно приятно провожу время.

У Аллейна беседа в непосредственной близости от задушенной женщины прилива удовольствия не вызывала. Однако он проговорил что-то насчет оперативной работы как противоядия от работы бумажной. Вальдарно развил тему.

— Я предлагаю, — сказал он, — следующее, и вы скажете мне, ошибаюсь ли я. Я предлагаю пригласить этих людей в мой кабинет, где их примут с ceremoniale[40]. Не будет и намека на принуждение, напротив, им предложат по бокалу вину. Я представлю вас в вашей профессиональной роли. Кое-что объясню, но не слишком многое. Я обращусь к ним за помощью, а затем передам вам.

— Благодарю. Вам не кажется, что провести беседу на этом уровне будет трудновато? Я хочу сказать, что, по собственному признанию Кеннета Дорна, Мейлер познакомил его с легкими, а затем и с сильнодействующими наркотиками. Так же, как и леди Брейсли после минувшего вечера. И я совершенно уверен, что Мейлер как-то надавил на Барнаби Гранта. Мне кажется, кроме шантажа, ничто не заставило бы Гранта взять на себя роль главной достопримечательности вчерашней экскурсии.

— В таком случае он, по крайней мере, будет рад помочь аресту Мейлера.

— Нет, если это вызовет огласку, означающую большой ущерб.