Черный телефон - Дарья Симонова

Но «иногда несбыточное зовет нас», за что надо благодарить упрямого Александра Степановича Грина. Бэлла могла сколько угодно убеждать себя, что ей не знакома та тень в вечерней арке… Но даже спустя двадцать пять лет она узнала этот силуэт. Это был отец ее племянников Арчика и Темы. Артура и Артема. Бэлла назвала их так — на один и тот же слог «ар», который втайне считала мужественным и героическим. Ее мальчишки выросли, и на пути их взросления Бэлле приходилось брать самые разные препятствия. Она порой больно падала, но быстро поднималась. Потому что была опорой семьи. И до сих пор ею пребывает. Парни, хоть уже и не дети малые, но пока юнцы и без мудрого теткиного вектора, закамуфлированного ненавязчивой болтовней, собьются с пути. Бэлла все еще для них заместительница отца. И бразды правления она никому отдавать не собирается.

Тем более отцу биологическому. Который теперь вдруг попытался объявиться, покаяться и… вернуться. Это ж кем надо быть, чтобы верить в успех подобного предприятия! Чудовищем, каких мало… Если начистоту, то Бэлла была уверена, что этого субъекта давно нет в живых. Но видимо, нет справедливой кары на Земле. И не зря, выходит, она мечтала о мести…

Но месть и священное негодование — это все лирика перед страхом. Бэлла со свойственным ей буйством воображения представляла, чем может быть чревато это дьявольское возвращение. Заберет детей?! Окстись, говорила Бэлла самой себе, у детей уже сорок пятый размер обуви… Но в голове играет ветер! Их можно обмануть, увлечь какой-нибудь глупостью и тем самым разбудить вредоносные гены. Нет, враг не пройдет! Но хорошо бы понять, чего он хочет на самом деле и почему всплыл именно сейчас…

— Я ни на секунду не забывал о тебе, Бэлла…

Бэлла Максимовна не страдала романтическим самолюбием, для нее такие признания звучали лживо… или зловеще. Она, конечно, потребовала, чтобы ее оставили в покое. А он, разумеется, не послушался и теперь нелепо подстерегает ее у дома. Кретин… что это ему даст? Хочет получить индульгенцию, хочет, чтобы его подлость простили за давностью лет. Так Бэлла, в отличие от уголовного кодекса, не устанавливает сроки давности. Пускай подлец горит в аду. Это единственно возможное искупление. А насквозь больной сестрице Аленушке вообще не нужно бередить душу. У нее и без того давление скачет…

И тут Бэлла почувствовала, что ее страх побежден мощным напором застарелого больного азарта. Она же много лет с этим уродом соревнуется в том, кто кого сильнее удивит. Сейчас она ему устроит удивление! И заодно отобьет охоту к старым связям. Такие подлецы «не забывают на секунду» только тех, кто на коне. Тех, кто выбился в дамки. А узнай они, что предмет их страсти спился, опустился, болен раком или рассеянным склерозом, тут-то их сразу одолеет забвение.

— Эй… не прячься. Иди сюда! — крикнула Бэлла в липкую вонь темной арки. — Иди, поговорим. Иди, чего молчишь? Испугался? А ты не бойся. Говоришь, что все эти годы любил меня? Так лови момент! Меня, может быть, скоро в тюрьму посадят. У меня в клубе произошло убийство. Да ведь это, наверное, кто-то из наших… я их буду покрывать. Я бы и сама убила Штопина. Да, я полностью оправдываю того, кто это сделал. Из-за Штопина умерла одна хорошая женщина, наша сотрудница. Возможно, теперь будут подозревать ее мужа. А он добрейший человек. В общем, из-за одной сволочи могут пострадать лучшие люди. Поэтому я буду покрывать. И тогда меня посадят. Или тоже убьют. Ну что же ты молчишь… иди, обнимемся на прощание! Удиви меня снова, твою мать… удиви!

Все это было как во сне. Бэлла сорвалась в рыдания, до конца не веря, что это ее голос. И он кричит поздним вечером в арке о том, что никогда не может быть произнесено вслух, никогда! Но ей так нужны были эти рыдания, впервые за четверть века исторгнутые из душевных глубин. Она, наконец, выпустила на волю свою внутреннюю маленькую железную девочку — тот образ себя, который лепила с детства. Теперь, в фантасмагорически смешанных реальности и воображении эта девочка представлялась ей маленькой статуэткой-убийцей. Словно это она, а не изваяние Александра Грина, убила Семена Штопина. Бэлла рыдала от того, что ее мир, так любовно и скрупулезно построенный ею, в одночасье рухнул. И она не знает тому причин — а обязана знать как руководитель! И должна была уберечь своих бестолковых сотрудников… но откуда же ей было знать, что кому-то придет в голову пойти на мокрое дело…

Она перебрала бесчисленное множество вариантов. Она написала для следователя целый доклад, потому как свято соблюдала свое старое правило документировать и фиксировать каждое слово. Она, в отличие от Танюши, даже ее сказочного Яна-фантома сумела использовать на общее благо — ведь выудила же из него историю о давней штопинской контузии. А раз контузия, повреждение мозга, — значит, жизнь могла оборваться в любой момент. Удар по голове мог случиться уже после смерти — случайное падение, неразбериха, все, что угодно! Вот до чего в своих версиях дошла Бэлла… Она знала, что врачам и властям нужно давать готовую версию событий, они только делают вид, что этого не любят.

Но все усилия пока пошли прахом. Дамоклов меч все в той же опасной близости к голове. Так пусть об этом знает садист, пришедший разбередить старые раны! Он больше не сумеет ничем отравить жизнь.

Бэлла долго отходила от своего порыва. Она, конечно, тайфун, а не женщина, но столь громогласный разрыв аорты — даже для нее слишком. Признавать во всеуслышание уголовно наказуемые намерения… Ей пора капитулировать с поста директора и уступить место более сдержанным особам. Позор! Но спасибо Мишелю — на сей раз он сменил тактику мягкого оппозиционера и полностью ее поддержал. «Ори, душенька, во всю глотку. Враг не пройдет». История с убийством начинала ему докучать. Наверное, скоро скажет: «Я уезжаю». Когда Мишелю что-то не нравится, он спасается бегством. Остаться одной сейчас Бэлле совсем не хотелось. И на следующий день она взяла отгул. Приказала себе отдыхать. Поехали в парк кататься на лодке и кормить уток. Теплая осень, в парке безлюдно, будний день, божественный покой. Бэлла вкушала блаженство большими глотками. Мысли начинали, словно без ее усилий, выстраиваться в стройную систему. Она начала нащупывать тактику ближайших действий. Действительность уже не казалась кошмарным колтуном на пути к логике и смыслу. И тут Бэллу понесло к искусству. Вот не сиделось ей в природной неге, вспомнилась давно примечтанная выставка, на которую из-за работы было не дойти. Мишель воспринял идею с энтузиазмом: «Ты же мой наставник в мире Рембрантов и Пикасс».

— Вторую твою поговорку я люблю больше! — заметила Бэлла.

— Это какую же?

— Про то, что мы с тобой не Бельмонды!

Словом, жизнь налаживалась. И если бы Бэллу не понесло в новый сквер скульптур, то наладилась бы на все сто. Но этого вселенная допустить не может. Вселенной нужно развивать сюжет!

Скульптура была в сфере особых интересов Бэллы. Поиски новых форм должны были привести ее, наконец, к тому мастеру, который изваяет нового Александра Грина. Сегодня, когда удалось отвлечься от криминального кошмара, пани директор даже наметила несколько финансовых источников, благодаря которым сможет оплатить работу скульптора. Но вот беда — подходящий скульптор никак не возникал на горизонте. В поисках этого героя Бэлла и изучала теперь работы современных творцов. Но вместо нового Грина она… наткнулась на старого! Среди скульптурного парка, прекрасного острова современного искусства, как ни в чем не бывало красовалась статуэтка Грина из кладовки одноименного клуба. Орудие убийства!