Крах каганата - Михаил Казовский

Рыли споро и дружно; конники охраняли ведущиеся работы и предотвращали вылазки неприятеля; ошарашенные булгары с ужасом взирали с городских стен, как их собираются одолеть. На двенадцатый день осады из ворот Булгара вышла депутация местных жителей и направилась к ставке Святослава — с предложением завершить дело миром.

— Мы тебе покоримся, княже, — говорили они, — станем твоими данниками, вступим с тобой в союз против власти хазар и дадим войска — в дополнение к русским — для похода в Итиль. Лишь не затопляй города, пощади женщин и детей малых.

Святослав сидел, ухмыляясь, медленно накручивая на палец правый ус. И серьга с рубином беззаботно качалась у него в ухе. Наконец ответил:

— Так тому и быть. Без нужды ни своих, ни чужих губить нет желания. А дары возьму. И вина покрепче. Погуляем на радостях и отправимся дальше. Снаряжайте булгарских ратников пеших с конными — чтоб числом не менее пяти тысяч. Мне они зело пригодятся в скором времени.

Ну, конечно, не обошлось без издержек: русские дружинники, впущенные в Булгар, пошалили сильно, отвели душу с местными красотками и набили физиономии тем, кто пытался им возражать; но особых потрясений и жертв тем не менее не было. И в начале червеня (июля) княжеская флотилия с новыми ладьями из числа булгарских и с подплывшим из Коротней резервом двинулась в фарватере Волги далее на юг. Бывшая хазарская государыня, сидя у кормила одного из судов, глядя на плывущий мимо Булгар, покорённый, но уцелевший, говорила сама себе: «Нет, с Итилем замиряться нельзя. Он стоять не должен. Надо его разнести по камушкам. Чтобы никогда не смог боле возродиться! — прикрывала глаза и шептала: — Боже всемогущий! Сохрани меня и помилуй, дай свершить праведную месть, а затем отмолить нечаянные грехи! Не карай, прости!..»

В противоположность Вышгороду, осень 963-го и зима 964 года были для итильцев очень бурными. Несколько событий потрясли столицу Хазарии, взбудоражив общественное мнение. В воздухе носилась близость перемен, и никто не знал — к лучшему или к худшему.

О сражении в башне Ал-Байда нам уже известно. Элие удалось вывезти Давида, спрятанного в корзине, с территории Сарашена и доставить в Хамлидж, в дом Песаха бен Хапака. В это время сын царицы Ханны, Натан, при поддержке деда — рабби Ицхака Когена, объявил, что каган-бек Иосиф низложен и вся власть переходит к нему, Натану. Начались беспорядки в городе: часть гвардейцев переметнулась к узурпатору, часть по-прежнему сохраняла верность старому правителю. Эти, верные, взяли под защиту дом Песаха и провозгласили, что укрывшиеся здесь сыновья монарха суть законные преемники государя и никто не может отобрать у них право на наследство. Весть, что братья спаслись и живы, облетела Бакрабад и Хамлидж. Толпы вооружённых людей запрудили улицы и кричали, что поддерживают детей Иосифа. «Самозванцу — смерть! — скандировали они. — Когены — предатели!» Ханна, её отец, дочки и Натан запёрлись в Сарашене; их сторонников было явно меньше, но они сдаваться не собирались.

В самый разгар этой заварухи возвратился с кочевья каган-бек, не совсем оправившийся от второго инсульта. При подъезде к Итилю, по докладу гонцов, высланных навстречу правителю, он уже знал все подробности происшедшего. Первым делом поскакал в дом к Песаху и предстал перед сыновьями. Те увидели бледного пожухшего человека, с дряблой кожей и мешками у глаз; их отец полысел почти полностью, говорил с трудом и нелепо скалился; но в зрачках по-прежнему сверкала игривость, а в словах звучал оптимизм.

— Ба, какие вы у меня рослые и могучие, — не спеша ортикулировал самодержец. — Дадус — хуже, тощий, слабый, только в том вина не его, а моя. Продержал сына взаперти столько времени! Но зато уберёг от смерти. Знала б ваша матушка, как вы возмужали и оперились!..

— Батюшка, где она? — влез нетерпеливый Эммануил.

— Одному Господу известно! — опечалился государь. — Мне писали из Киева, будто Ирма поселилась у тамошнего кагана, подбивает его идти на Хазарию. Думаю, что вряд ли. Как могла попасть к русам? А войны и вовсе бояться нечего... Кто отважится с нами воевать?

— Разве вы не знаете о захвате ими Саркела? — выступил вперёд Элия. — Я тому свидетель. Еле унёс ноги. Русы кровожадны и оголтелы. Истребили всех.

— Слышал, слышал... Будущей весной отберём назад... А потом пойдём в Киев, зададим перцу непослушным. Я уже отдал распоряжения... Вы, надеюсь, примете в походе деятельное участие?

Вместо радостного согласия Элия спросил:

— Ваше величество не откажется теперь объявить Давида главным и законным преемником каган-бека?

Их родитель протянул руку и погладил старшего сына по пергаментной впалой щеке:

— Разумеется, разумеется, объявлю... А кого ж ещё!.. Молод был и глуп, что развёлся с Ирмой... Много раз жалел... Но ума достало не губить детей...

— Кстати, как живёт сестра Сарра? С нею всё в порядке? — вновь спросил средний брат. — Не пора ли вернуть её в Итиль?

— Да, ты прав, сынок. Надо будет послать за дочкой в Дорос. — Он обвёл глазами своих наследников. — Вы моя опора отныне. Мне никто не страшен. Первым делом отобьём у бунтовщиков Сарашен. Ханну с дочками заточим в Ал-Байду. Когена отправим обратно в Константинополь — он лицо духовное, и с раввинами сражаться грешно. А Натана казним публично. В назидание прочим. И затем пойдём на мировую с каганом. Главное — убедить джавши-гара, а уж тот кагана уговорит, можно быть уверенным... — Явно утомившись, Иосиф тяжело опустился в кресло. — Пить хочу. Распорядитесь налить вина. Надо отдохнуть перед завтрашней схваткой. Обсудить детали боя за Сарашен...

Но сторонники самозванца упредили удар монарха — первыми напали на дом Песаха бен Хапака. Навалились ночью, без предупреждения, чем посеяли панику в стане оборонявшихся. Государь, лёжа на кровати, призывал на помощь, но к нему не приблизился ни один из слуг. Заперевшись в комнате, обращал мольбы к Господу Давид. А Эммануил бросился на женскую половину — защитить детей и Юдифь. Лишь один Элия сохранял спокойствие. Он возглавил отряд преданных гвардейцев и пошёл в атаку на основные силы противника, дравшиеся возле ворот. Более мелкие группы верных охранников отбивали наскоки на окна и двери дома. Запылала деревянная крыша флигеля. Нападавшие оживились и полезли отчаянно на отряд Элии. Неожиданно в тыл врага вышли свежие гвардейские части, прибывшие в Итиль с кочевья вместе с каган-беком. Это сыграло решающую роль. Взятые в кольцо ратники Натана были смяты и уничтожены. Флигель загасили, а Иосиф, появившись из спальни, крикнул звонко, запальчиво: «С ходу — на Сарашен! Вы должны его взять нынче утром!» Элие подвели коня, он вскочил в седло и возглавил скачку гвардейцев по напуганным звуками боя улицам Хамлиджа и Бакрабада. По пути собирал пеших и конных добровольцев. В результате возле стен государева замка появилась разношёрстная взбудораженная масса, одержимая мыслью захватить самозванцев и расправиться с ними. Элия развернул коня, поднял руку, призывая выслушать:

— Стойте! Не спешите! Надо действовать слаженно! Мы сейчас разобьёмся на десятки и сотни и назначим старших, объясним, кто и где движется в атаку.