Смерть и немного любви - Александра Маринина

– Типичные рассуждения импотента, – фыркнулТурбин. – Отрицание ценности того, в чем сам не силен. Это вашасобственная теория или вы где-то это вычитали?

«Отлично, – подумал Латышев, – все-таки я вынудилэтого сопливого интеллигента перейти на взаимные оскорбления. Он долгодержался, надо отдать ему должное, но теперь дело пойдет быстрее, он теряетконтроль над собой. Да, теперь я понимаю, почему Тамила не успела рассорить ихза две недели. Он по темпераменту флегматик, и в беседе с ней он никогда не допустилбы ничего такого, что уронило бы его в Элиных глазах. Тамиле не пристало вестис ним разговоры о сексе, точно так же как она не могла при нем говорить обомне, потому что Эля расценила бы это как предательство с ее стороны. А мне всеэто можно, я не выдаю ничьих секретов, я говорю о себе и своих чувствах».

– Вы противоречите сами себе, – спокойно заметилон. – Мужчина, который не может ничего, кроме как трахаться, начинаетотрицать ценность всего остального. Знаете, кто уверен в том, что секс – это главное?Нищие неудачники, которые больше ничего не смогли в жизни сделать. Вот иутешают себя тем, что в постели они – гении, а все остальное неважно. Вы жефилософ, стало быть, должны понимать, что сексуальность – не продуктцивилизации, она заложена в человеке от природы, и гордиться своимианатомическими данными и физиологическими возможностями так же глупо инедостойно настоящего мужчины, как, например, гордиться густыми волосами иликрасивыми глазами. Этим может гордиться женщина. А настоящий мужчина ценентолько тем, чего достиг, чего добился, что сумел сделать, создать, изобрести.Так вот, Валерий, мне есть чем гордиться. А вам?

Марат перевел взгляд на Элю, которая сидела замерев, каккролик перед удавом, и боялась пошевелиться. По ее лицу было видно, что онаникак не может уловить суть спора, поэтому не может понять ни приводимыхсоперниками аргументов, ни оценить правоту кого-то из них. Нужно было, какговорят в научных кругах, снизить уровень дискуссии.

– Элечка, я обращаюсь к тебе. Я не настаиваю на том,чтобы ты принимала решение прямо сейчас, это решение трудное и болезненное. Нопрежде чем ты его примешь, я хочу, чтобы ты все взвесила. Наш с тобой романдлился год. Твои отношения с ним, – он кивнул на Турбина, – длятсятолько пять месяцев. Мы с тобой гораздо больше привязаны друг к другу, потомучто знаем друг друга дольше. Это тебе понятно?

Эля послушно кивнула, как примерная ученица, которойобъясняют теорему на уроке геометрии.

– Мое финансовое положение таково, что я могуобеспечить тебе нормальное существование. А что касается секса, то вспомниБалатон. Разве ты была недовольна мной? У нас все получалось, и нам было оченьхорошо. И потом, в Москве, нам тоже было хорошо. А теперь представь себе, чтоты первый раз в жизни ешь персики. Они такие вкусные, что ты съедаешь сразу трикилограмма, и тебе кажется, что ты можешь без остановки есть их тоннами. Но ужена пятом килограмме тебе становится дурно. Назавтра ты смотреть на них неможешь. А через месяц ты начинаешь относиться к ним совершенно спокойно, судовольствием ешь, когда тебе их приносят, и даже не вспоминаешь о них, когдаих нет на столе. То же самое происходит и с сексом. Это тоже понятно?

Она снова кивнула, и только тут до Турбина дошло, чтопроисходит на его глазах.

– Вы ведете себя как подонок, – взорвалсяон. – Перестаньте давить на нее. Вы пользуетесь тем, что она внушаема ибезропотно вас слушает. Убирайтесь отсюда!

– Элечка, мне уехать?

Та снова кивнула. Из глаз ее катились слезы, но она их незамечала, глядя куда-то мимо сидящих по обе стороны от нее мужчин.

– Хорошо, детка, я уеду, хотя видит бог, как мне этогоне хочется. Твой приятель назвал меня импотентом и подонком, а значит, недалектот день, когда он назовет тебя дурой и сукой. Если человек в принципе способенна оскорбление, то оскорбление любимой жены – только вопрос времени. И ещеодно. Знаешь поговорку: «Бог дал – Бог и взял»? Она говорит о том, что все, чтов человеке от природы, может в любой момент исчезнуть. Густые волосы могутначать выпадать. Красивое лицо может быть обезображено в результате несчастногослучая. Даже жизнь может внезапно оборваться. А вот то, что человек сделал,порой живет веками. И то, чему он научился сам, уже не пропадет, потому что этоне Бог дал и взял обратно, а человек сам сделал, сам добился. Завтра твойприятель заболеет тяжелым гриппом, и его сексуальная привлекательностьзначительно ослабеет. Что останется? Нищета и скука. А если это случится сомной, то останется все по-прежнему. Вспомни, Элечка, сколько раз случалось, чтоу меня не было сил, а ты все равно оставалась довольна.

Марат не спеша поднялся, налил себе в чашку остывший кофе изкофейника и стоя выпил, исподтишка наблюдая за Элей и Турбиным. У Эли выражениелица было подавленное, у Турбина – злое. Сейчас, пожалуй, уже можно оставить иходних, когда пройдет первый шок, они пустятся в длинные разговоры. Если Турбинначнет хаять Марата, каждое лыко будет в строку, каждое резкое слово в егоадрес, не зря же Марат бросил эту фразу про оскорбления, знал, что говорить.Чем грубее будет Турбин, тем больше Эля будет убеждаться в правоте Латышева. Аесли Турбин проявит мягкость и интеллигентность, то его аргументы до Эли недойдут: она в тонкой материи не сильна, понимает только простые фразы изнакомые слова. Марат это давно заметил.

Квартира, оставшаяся у Селуянова после развода, былаогромной и неухоженной. Жена не стала делить жилплощадь, так как с самогоначала было известно, что ее будущий новый супруг является в Воронеже довольнокрупной шишкой и с квартирными делами у него все в большом порядке. Николайвыбрал себе сферу обитания – большую комнату и кухню, где старательноподдерживал порядок и чистоту, а на оставшиеся две комнаты и просторнуюприхожую просто махнул рукой. Сюда частенько наведывался Юра Коротков, которыйжил в крошечной двухкомнатной квартирке вместе с женой, сыном и парализованнойтещей и который, проведя несколько часов в тишине и покое просторныхселуяновских хором, немного оживал и набирался сил. Самой большой удачей онсчитал те вечера, когда жена, среагировав в очередной раз на какую-нибудьмелочь, устраивала скандал и вынуждала терпеливого Короткова пулей вылетать изквартиры, хлопнув дверью. В такие вечера Юра бегом бежал к метро и уже черезпятьдесят минут входил в тихую обитель своего товарища и коллеги. Неубранную, склоками пыли, шаловливо перекатывающимися под ногами при каждом движениивоздуха, с отрывающимися кое-где обоями, но зато спокойную и надежную. КвартираСелуянова была единственным местом, где Юра мог выспаться. Может быть, игралосвою роль и то, что Николай, как только заканчивались зимние холода, постояннодержал все окна открытыми, из-за чего воздух в квартире всегда был свежим ипрохладным, а дома у Короткова из-за опасений, как бы парализованная теща незаболела пневмонией, форточки открывались только на 15 минут в сутки для«гигиенического проветривания». Каждый, у кого в доме был парализованныйбольной, знает этот специфический тяжелый запах лекарств, мочи и вечно влажногобелья, которое сохнет по всей квартире в самых неподходящих местах. У себя домаЮра вставал по утрам с тяжелой головой, злой и невыспавшийся.