Наследие аристократки - Даниэла Стил

Она усадила сына на диване в уютной гостиной и налила вина, а сама заняла свое любимое старое кресло, обитое кожей. Лоутон вопросительно посмотрел на маму:

– Итак, что случилось? Рассказывай первая. – Все выходные он волновался о ней и не хотел больше ждать.

– История будет длинной, – со вздохом произнесла Валери и сделала глоток вина. – Я узнала кое-что важное уже давно, но не сказала тебе, когда мы встречались в прошлый раз. Мне надо было время, чтобы все обдумать. Для меня это стало шоком, если честно.

Филипп слушал ее и все больше убеждался, что у мамы проблемы со здоровьем. От страха он затаил дыхание и смотрел на нее во все глаза. Но Валери выглядела прекрасно, как всегда, и совсем не изменилась с их последней встречи.

– Я говорила тебе, что ездила навестить Фиону. Хотела, чтобы она кое-что прояснила в истории с Маргеритой Пирсон. Я внимательно просмотрела фотографии, которые ты мне дал, но ничего необычного на них не увидела. Мне кажется, я уловила какое-то семейное сходство, но у Маргериты была стандартная красота американки англо-саксонского происхождения. Давай признаемся, все белые англосаксонские протестанты выглядят примерно одинаково, – уверенно заявила Валери, и Филипп рассмеялся, услышав это непочтительное высказывание, точно в духе мамы.

– Ну, не всегда, – ответил он, и Валери продолжила:

– В общем, фотографии Маргериты и ее супруга меня ничем не зацепили. Совсем другое дело – это снимки маленькой девочки. Ты знаешь, у меня мало детских фотографий, потому что мои родители были не самыми заботливыми, и это еще мягко сказано. Но когда я увидела ту девочку, то сразу поняла, что это я. На них нигде не было имени, только даты, а я в то время была как раз того же возраста, что и девочка на снимках. Но я совершенно не понимала, что мои фотографии делают в банковской ячейке и как они туда попали? И вот, – после паузы продолжила Валери, – я поехала к Винни, чтобы обсудить с ней очень странную мысль, которая пришла мне. У нас в доме не было никаких фотографий моей старшей сестры, Маргериты. Вроде бы маму настолько подкосила ее смерть, что она их все уничтожила вместе с другими вещами дочери. Это всегда было для меня непонятно. Я бы, наоборот, аккуратно хранила все, что напоминало бы мне о погибшем ребенке. Твои бабушка и дед всегда были невыносимо холодными, закрытыми людьми, скорыми на критику, и я вдруг подумала: а что, если Маргерита не погибла? Она влюбилась в итальянского графа, а родители, конечно, были против таких отношений и потому всем сказали, что старшая дочь умерла. Вполне возможно, что она все эти годы жила в Европе, замужем за итальянцем. В общем, я подумала, что совпадение имени неслучайно и Маргерита Пирсон может быть моей старшей сестрой. Винни было всего четыре, когда она уехала, а я вообще только родилась. Но я все-таки решила узнать у сестры, не приходила ли ей мысль, что нас обманывают и что Маргерита не умерла от гриппа. – Валери пристально посмотрела на сына.

– И что ответила тетя? – Рассказ мамы интриговал его все больше.

– Что у меня старческое слабоумие. Что я сошла с ума и родители никогда бы так не поступили. В отличие от меня, Винни их любила, и они к ней относились лучше. Самое главное, что она была похожа на них во всем, а я – нет, и они постоянно пытались меня переделать, заставить думать и вести себя как следует. А у меня не получалось. Винни сказала, что моя идея – нелепа, что родители никогда бы не придумали такую страшную ложь. И что на фотографиях, конечно, не я, потому что в то время все дети выглядели и одевались одинаково. Может, Винни говорила правду, но у ребенка на фотографии было мое лицо, мои глаза. Разговор закончился плохо, мы поругались. – Валери перевела дух и продолжила: – Тогда я решила повидаться с Фионой. Она наверняка знала, почему наша Маргерита уехала в Европу. Нам родители объяснили, что сестра захотела учиться и выбрала Швейцарию. Но опять же непонятно, как родители ее отпустили туда, где было так опасно, ведь шла война. И если Маргерита уехала в Швейцарию, то почему умерла в Италии? Нам не разрешалось спрашивать о ней и даже упоминать ее имя. Но меня Маргерита всегда интересовала. Поэтому я подумала, что Фиона, наверное, сможет рассказать мне что-то о ней, и узнать ее на фотографиях. Я взяла снимки и направилась в Нью-Гемпшир. Фионе уже девяносто четыре, но память у нее как в молодости.

Валери, не останавливаясь, продолжала рассказ, и Филипп завороженно слушал ее, не представляя, чем все закончится.

– Я показала ей снимки и спросила, не сестра ли мне Маргерита ди Сан Пиньели. И расстроилась, когда услышала «нет». Но я была абсолютно не готова к тому, что сказала Фиона после этого. Няня объявила, что Маргерита – моя мать. В семнадцать лет она влюбилась в парня – тоже юного и несамостоятельного – и забеременела. Родители с обеих сторон пришли в ярость. Они не дали согласия на брак и разлучили их. Маргериту отправили в приют для девушек в таком же положении, чтобы тайно родить ребенка и отдать его на усыновление. Через пару недель после этого японцы напали на Перл-Харбор, парня забрали в армию. Он погиб почти сразу. Маргерита же наотрез отказалась отдавать ребенка. Потому ее родители – то есть мои дед и бабка – уехали на пару месяцев в деревню и вернулись в Нью-Йорк с новорожденной девочкой. Они притворились, будто это их ребенок, но на самом деле возненавидели его. – Валери помолчала и продолжила: – Потом Маргериту посадили на шведское судно и отправили в Лиссабон, откуда она должна была переехать в Лондон. Ни в какую Швейцарию она не собиралась. Год спустя родители сказали, что их старшая дочь умерла от гриппа, и таким образом навсегда избавились от нее. В Лондоне Маргерита встретила графа. Она оказалась одна, в чужой стране, да еще во время войны. Он был очень добр к ней, и скоро состоялась свадьба. Граф взял ее с собой в Италию, у него было семейное поместье в Неаполе. Но, Филипп! – с яростью воскликнула Валери. – Родители забрали у Маргериты ее единственного ребенка только ради того, чтобы избежать скандала! – В ее глазах заблестели слезы. – Они просто вычеркнули дочь из своей жизни, а внучку оставили себе, хотя никогда ее не любили. Фиона сказала, что Маргерита с мужем пытались забрать ребенка, но у них ничего не вышло. Родителям не нужен был скандал, они хотели оставить все в прошлом, поэтому сделали все возможное, чтобы запугать их. Мало-помалу Маргерита сдалась. Фиона могла лишь посылать ей время от времени фотографии дочери, пока через десять лет не ушла от нас. И этим ребенком была я, – сказала Валери, и слезы, которые блестели в ее глазах, потекли по щекам. – Маргерита – моя мать, а не сестра. Дед с бабкой украли ее у меня и солгали всему миру, что они и есть мои родители. Но всегда ненавидели меня, потому что мое рождение чуть не стало для них позором. Они украли у меня мать, из-за них я всю жизнь прожила во лжи. Маргерита Пирсон ди Сан Пиньели – вот кто моя настоящая мама! Я понятия не имею, что мне теперь делать и стоит ли ворошить прошлое. Наверное, это не имеет никакого значения. Она ведь умерла.

Сказав это, Валери снова почувствовала себя сиротой – как в тот день, когда узнала правду.

– Но сомнений нет, – продолжила она после паузы, – Маргерита – моя мама. Это самое невероятное, что могло случиться. Удивительное совпадение, о котором я и помыслить не могла, когда ты рассказал мне о Маргерите. У меня такое чувство, будто я должна была найти эти фотографии. Словно сама судьба вмешалась в мою жизнь и послала тебе этот звонок из суда. Выходит, что Маргерита – твоя бабушка, Филипп. И моя настоящая мама, которой я никогда не знала.