Убивая Еву: умри ради меня - Люк Дженнингс

– А что еще?

– Ты, pupsik. Это ты. Ты смотришь на меня с такой нежностью, с такой любовью. Впервые с самого детства, с моей поездки в Кунгурские пещеры, я чувствую, что меня видят. А значит, под этим всем дерьмом кто-то есть. Настоящая Оксана. Настоящая я.

– Но одной моей любви, по-видимому, недостаточно, раз ты хочешь совершить последнее убийство.

Она пожимает плечами.

– Если это и впрямь какой-то реально крутой гнусный говнюк, мне не хочется, чтобы эта работа ушла к кому-то еще.

– А вдруг он вовсе не гнусный? Вдруг это вообще женщина?

– Ни разу не убивала женщину.

– Весьма по-сестрински с твоей стороны.

– Я не сказала, что никогда не убью, я сказала, что не убивала.

– Истина в том, что у нас в любом случае нет выбора. Когда наступит час, нас доставят на огневые позиции, и нам придется либо убить, либо быть убитыми. Если я попытаюсь передать Тихомирову сообщение, у нас хотя бы появится шанс.

– А что ты ему скажешь? У нас нет никакой полезной информации. Кого, где, когда, за что – нам ничего не известно.

– Ты права, это так. Мы знаем лишь дистанцию. А это не слишком информативно.

– Как думаешь, Стиляга с Имбирем в курсе, кто цель?

– Им это ни к чему, так что нет, думаю, не в курсе. Они просто старые армейские кореша Антона. Я, кстати, сомневаюсь, что и ему было что-нибудь известно.

– А ведь это уже скоро.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что я знаю, как работают «Двенадцать». Все выстроено так, чтобы ты не шатался без дела. Время на подготовку дают, но не очень много, поскольку чем дольше исполнитель ждет, тем выше риск, что возникнут проблемы с безопасностью. Полагаю, это должно произойти где-то в течение пары дней после того, как мы отсюда улетим.

– Значит, времени терять нельзя.

– Да, pupsik, нельзя. Поэтому кончай трепаться и иди ко мне.

Вертолет прилетает за нами в полдень. На борту – двое полувоенного вида парней с пистолетами на поясе. Они спрыгивают с вертолета, бегло кивают Стиляге и Имбирю, прочесывают всю платформу и потом конвоируют нас на борт «Суперпумы». Когда мы, разворачиваясь, поднимаемся в воздух, мною вдруг овладевает тревога – а вдруг неспокойное море вынесет сейчас на поверхность труп Антона с раскинутыми в стороны руками, и я пристально вглядываюсь вниз. Но там ничего нет, никаких улик – лишь уменьшающиеся фигурки Стиляги и Имбиря на платформе да серые морские просторы.

В Остенде наши конвоиры не спускают с нас глаз и в ускоренном порядке проводят через проверку безопасности и паспортный контроль к взлетной полосе, где заправляется ожидающий нас «Лирджет». На взлете я беру Оксану за руку, сжимаю ее и еще долго потом не отпускаю. Как я и предполагала, мы направляемся в Москву. Гул двигателя еле заметен, но мне не до разговоров – я вся на нервах.

Перед лицом опасности мы с Оксаной – полные противоположности. Я просчитываю возможные последствия, и они ввергают меня в ужас, а Оксана реагирует на нависшую угрозу легко – со стороны практически незаметно. Пока ее тело готовится к действию, разум сохраняет полное спокойствие. Скорее всего, то же самое можно сказать и о Чарли, которые сидят, откинувшись на своем месте, жуют резинку, которую каким-то образом добыли у наших конвоиров, и старательно нас игнорируют.

– Ты в порядке? – спрашивает Оксана.

Я киваю. Столько всего нужно сказать, но я не могу.

– Ты рада, что уехала со мной из Англии?

Я касаюсь пальцем ее щеки.

– Разве у меня был выбор?

– Я знаю, что для тебя лучше, pchelka. Ты только верь мне, хорошо? Я в курсе, что была эта история с Чарли, но все равно, правда, верь мне.

– Теперь я начинаю беспокоиться. Тебе известно что-то, чего не знаю я?

– Ничего. Я просто говорю. Как бы дело ни обернулось.

– Блин, Оксана! Колись.

– Ничего такого я не знаю. Просто говорю. Верь мне. Верь в нас.

– Мне очень страшно.

– Знаю, детка.

Страх страхом, но надо делать задуманное. Еще на платформе я после завтрака тайком оторвала клочок пустой страницы «Птиц Северного моря» и, капнув медом, приклеила его к последней странице паспорта. Теперь, когда мы уже в самолете, я достаю добытый в суровых боях карандаш и пишу записку, где вместо заголовка – заученный мною телефон. В записке я прошу человека, который ее прочтет, срочно набрать этот номер, поскольку речь идет о безопасности государства, и передать генералу Тихомирову следующее сообщение: 2 стрелка, на этой неделе, дистанция – 700 м.

Незадолго перед снижением один из наших конвоиров собирает паспорта и скрепляет их вместе резинкой. Круги, которые мы накручиваем над Москвой, кажутся мне бесконечными, и когда в Шереметьево мы направляемся в терминал, меня тошнит от постоянного страха. Если конвоир заглянет в паспорта – а он запросто может – это конец. Если повезет, то просто пуля в затылок. О других вариантах мне думать пока не хочется.

В терминале нас по ускоренной процедуре проводят через ВИП-зал. Там дежурят два офицера: женщина постарше с крошечными гранитного цвета глазками и бритоголовый парень помоложе в фуражке с высокой тульей, которая велика ему на пару размеров.

Наш полувоенный спутник достает из кармана паспорта, снимает резинку и вдруг – перед подачей верхнего паспорта – бегло его пролистывает. У меня начинают трястись колени. Думаю, я жутко побледнела, поскольку Оксана, обняв меня, интересуется, все ли со мной в порядке. Кивнув в ответ, я вижу, что меня подозрительно разглядывает второй от «Двенадцати».

– Запоздалая реакция, – заикаюсь я. – Аэрофобия. Жутко перенервничала.

– Давайте их все сюда, – командует женщина с гранитными глазами. Судя по бейджику, ее зовут Лапотникова Инна. Она берет паспорта, открывает первый, поднимает глаза и подзывает Чарли. За ней – моя очередь. Я наблюдаю, как Лапотникова неторопливо листает мою фальшивку и, дойдя до последней страницы, на секунду замирает. Не меняя выражения лица, она читает записку и медленно переводит на меня взгляд, выразительно приподняв бровь. Я еле заметно киваю, она как бы между делом вынимает записку, а паспорт возвращает мне. Оставшиеся три паспорта она поручает коллеге, а сама не спеша выходит из комнаты.

В первый миг у меня едва не подкашиваются ноги от облегчения, но тут мне приходит в голову, что она ведь может позвать службу безопасности. Или решить, что я – сбрендивший конспиролог. Тогда мне конец. Я чувствую, как по моей спине под внезапно раскалившейся одеждой сбегает капля пота. Я стараюсь выглядеть как можно беззаботнее, но Оксана сжимает мою руку.

– Расслабься, – шепчет она. – У тебя такой вид, будто ты сейчас обосрешься.