Путешествие в полночь - Мила Нокс

«Идиот, придурок и недоумок. Три состояния на каждый твой день. Три в одном».

Змеевик бросился оземь еще раз и, перекинувшись, снова стал человеком. Он оттолкнулся от земли ладонями и поднялся, хрустнув суставами.

Тео уставился на Вика, словно впервые его увидел, затем перевел взгляд на Шнырялу и растерянно спросил:

– Это потому, что я поцеловал ее?

Вик усмехнулся:

– Скорее потому, что поцеловал не ее.

Шныряла расхохоталась:

– Видел бы ты свою дурацкую морду! Любовничек, провались я к змею!

Змеевик тоже тихо засмеялся и вдруг осекся, его лицо исказила гримаса боли. Смех Шнырялы тут же оборвался. На лбу парня набухли жилы, а сеть черточек, покрывающих кожу, проступили явственней, четкие, зеленые. Сквозь стиснутые зубы Змеевик втянул воздух и закашлялся. Он прижал руки к животу, упал на колени, и из его рта на траву толчком выплеснулась кровь.

– Виктор! – глухо вскрикнула Шныряла.

Она побледнела и метнулась к Змеевику, но тот успокаивающе поднял ладонь.

– Все… все в порядке. Все хорошо, – сказал он, и Тео буквально кожей ощутил, сколько силы потребовалось, чтобы сказать это ровным тоном, не срываясь в кашель и стон.

Змеевик сглотнул, вытер подбородок и поднялся с колен.

– Принеси меч, – глухо бросил, не глядя на Шнырялу.

Девушка тряхнула головой, подхватила тяжелый меч и бегом направилась к Змеевику. Парень вцепился в оружие и, тяжело выдохнув, переместил вес на рукоять. Его скулы резко заострились, по телу пробегала дрожь. Змеевик собрался с силами, сделал шаг, но покачнулся и потерял равновесие. Шныряла бросилась к нему, обхватила, прижалась щекой к его щеке, однако Змеевик простонал:

– Дика… нет…

Он отстранил девушку и зашелся кашлем.

– Тео… помоги.

Теодор очнулся. «Что здесь вообще происходит?» Решив разобраться чуть позже, он подставил плечо и повел Змеевика к костру, где помог ему лечь. Парень, охнув от боли, приложил руку к сердцу, будто успокаивая его. Грудь Змеевика поднималась и опускалась с пугающими хрипами.

– Найди Саиду… – прошептал он Шныряле. – Она не должна… уходить дале…

Горло Змеевика перехватил спазм.

– Что происходит? – Шныряла и не думала никуда бежать.

Тео никогда не слышал ее голос таким. Обычным. Глухим. Серьезным.

Вик молчал, стиснув пальцы на груди, и Тео увидел его перстень ближе, чем когда-либо. Большой гагат был оправлен в золото, а внутри его, в смоляной черноте, неспешно кружась спиралью, жила своей жизнью какая-то фигурка. Тео прищурился, но наклоняться ближе не стал.

– Спрашиваю второй раз. – Ноздри Шнырялы затрепетали. – Что происходит?

Змеевик сдался.

– Если я превращаюсь… надолго… – пробормотал он слабым голосом. – Пока я не стал принцем, пока не стал полностью змеем, я не могу…

– Почему. Ты. Не. Убил. Эту. Тварь?! – зло отчеканила Шныряла. – Почему не снес ей башку мечом, провались ты к…

Шныряла осеклась. Змеевик сжал губы, давая понять, что объясняться он не намерен.

– Ты мог просто перерубить пополам эту зме… – Шныряла округлила глазищи. – Ты… не убил ее потому, что она тоже змея?

Змеевик отвернулся.

– Ты идиот, – убито пробормотала Шныряла. – Ты готов пожертвовать собой ради всей этой гадости, которая тебе так дорога… Готов умереть?

– Да, – глухо сказал Змеевик. – Я готов умереть ради… ради…

Он замолчал и только крепче сжал руку с кольцом.

Тео никогда еще не чувствовал себя таким лишним. Будто он свидетель чего-то, что не должен видеть. Слышать. Знать.

В отличие от Шнырялы, он видел лицо Вика. Обычно словно каменное, сейчас оно было… другим. Не закончив последнюю фразу, парень уставился в никуда. Зеленые глаза дрожали озерцами, по которым гнал волны северный ветер. Во взгляде была печаль. Предопределенность. И – Теодор хорошо знал это, лучше, чем кто-либо в этом мире – безысходность. Тупая, как ржавый нож. И еще какое-то чувство.

Впервые за долгое время Змеевик показался не истуканом, а человеком, у которого есть эмоции. Есть сердце. Есть жизнь.

Тео вдруг догадался, что этим чувством была боль.

Санда вернулась сама.

Надутая и обиженная, села по другую сторону костра и делала вид, что не замечает Тео. Это была игра, известная только девчонкам, и Теодор о ее правилах мог только догадываться. Сыграть в игру со Смертью? Да легко. Сыграть в игру «Угадай, почему я обиделась?». Сдохни, Тео, ты в жизни не найдешь ответа. Он хотел подойти и прямо спросить, что не так. Извиниться за лидерца. Но Санда всем своим видом показывала: не подходи!

Теодор долго ворочался, прежде чем заснуть. Среди ночи он проснулся и уловил какой-то шепоток. Тео приоткрыл веки – совсем чуть-чуть – и увидел склонившуюся над Змеевиком Шнырялу. Луна освещала ее лицо – бледное, тревожное. Змеевик тяжело дышал, не отрывая руку от сердца. Костер потрескивал, рядом чернела гора веток. Девушка сняла со лба Змеевика сложенную косынку, опустила в стоящий рядом котелок, отжала воду и пристроила обратно.

Глаза Шнырялы не отрывались от лица Вика. Его сомкнутые веки, побеленные луной, мелко вздрагивали от беспокойного сна. Шныряла склонилась ниже и что-то прошептала. Тео уловил имя «Виктор» и вновь почувствовал, будто он лишний.

Он знал этот взгляд.

Никогда не подозревал, что таковой имеется у Дики. Самой злобной, самой язвительной, самой безбашенной из когда-либо виденных им людей и нежителей. У Дики, готовой перерезать любому глотку на пути к победе. Не считающейся ни с кем. Включая Тео – хотя он и сам ни с кем не считался.

Тео закрыл глаза. То, что происходило сейчас между Дикой и Змеевиком, касалось только их двоих.

И он заставил себя уснуть.

Вышли на следующую ночь, как только Змеевику стало лучше. Он сам вызвался продолжать путь, хоть Шныряла и упорствовала, да и Тео склонялся к мысли, что лучше еще немного подождать. Но Вика было не переубедить.

– Это наша вина: мы побеспокоили лидерца, вот он и привязался.

– Он? – переспросил Тео.

– Да, – кивнул Змеевик, все еще бледный, с зеленющими жилами, проступающими на лбу и шее. – Лидерц по природе своей змей. Оборотень. Бывает, увидит кто падающую звезду, загадает на нее чью-нибудь любовь, подумает о возлюбленном, а лидерц услышит и явится. Ему все равно, кем оборачиваться, мужчиной или женщиной, он принимает то обличье, которое…