Записки человека долга - Александр Бушков

Для нас дом считался «объектом номер три», что позволяет думать: для маршала были намечены как минимум три резиденции, а может, и больше, но кто бы знал…

Задача перед нами, собственно говоря, стояла довольно простая, прозаичная: несколько дней, пока окончательно не определится с выбором объекта, побыть сторожами. Впрочем, не так уж и просто…

Старшим группы назначили меня. В моем подчинении были старлей из нашего управления – пусть будет Петров – и старлей из охраны маршала. Интересный старлей, кстати, назовем его Сидоров. Мне по дружбе шепнули знающие люди из числа закадычных приятелей, что старлей, хотя и обмундирован пехотным офицером, на самом деле наш, причем не из армейского управления и даже не из фронтового, а из столицы, непосредственного московского подчинения. Ну, полагалось так, знаете ли, в охране маршалов и больших генералов и так хватало. Не зря же именно его отрядили в нашу группу. Я бы не удивился, окажись он на самом деле не старлеем, а постарше даже по званию меня, в ту пору капитана. Хватало прецедентов…

Выделили мне два взвода из войск НКВД и троих порученцев с машиной и двумя мотоциклами. Задача, с одной стороны, как я уже говорил, была простая, а вот с другой… Следовало скрупулезнейшим образом соблюсти несколько условий. В доме обитаем только мы трое, попеременно неся ночное дежурство (что и меня касалось). Все остальные, даже наши ординарцы, порученцы в офицерских званиях и те два взвода вместе со всеми офицерами, живут в палатках в парке. Обязанность – сохранять и дом, и парк в совершеннейшем порядке, в точности так, как обстояло при немецком владельце. Упаси боже хотя бы веточку в парке обломать, не говоря уж о том, чтобы кучку под кустом наложить – сортир оборудовали в отдалении, за пределами парка, на задах, и весь личный состав был настрого, на три раза предупрежден: вздумай кто хотя бы по-малому оправиться на территории усадьбы (так проще будет называть, по-русски) или просто зайти в дом – огребет на всю катушку. Даже офицеры, если у них к кому-то из нас возникло бы неотложное дело, обязаны были не заходить дальше прихожей, где посменно дежурили наши ординарцы. Нам троим гораздо больше повезло в смысле комфорта: в доме исправно работали и электричество, и канализация. В окрýге должны были кроме маршала разместиться немало генералов и больших штабов, так что местную электростанцию наше инженерное подразделение холило, как лялечку, а комендант города озаботился, чтобы канализация работала исправнейше, первым делом разыскал немцев из соответствующего хозяйства и приставил к делу, присовокупив к ним и наших в немалом количестве для надзора и контроля.

Жить нам троим предстояло как фон-баронам: каждому в отдельной комнате. Правда, не в господских покоях, а в комнатах для прислуги, в западном крыле – но эти комнаты для прислуги, между нами говоря, на наш тогдашний взгляд да и теперешний, пожалуй, были не хуже гостиничного номера люкс. Прежний хозяин свою обслугу держал не в каморках на чердаке…

Точно так же и у нас был строжайший наказ: боже упаси паркет поцарапать, портьеру папиросой прожечь и все такое прочее.

Ни малейшего ущерба внутренней обстановке. «Представьте, орлы, что вас на недельку в Эрмитаже поселили, – фыркнул майор, когда отправлял нас. – Вот и ведите себя соответственно, чтобы ежа в задницу не схлопотать…»

И уж тем более настрого он предупредил: упаси боже что-нибудь оттуда спереть, хоть наперсток…

Ну, ничего по-настоящему ценного вроде золотых портсигаров, столового серебра или каких-нибудь фамильных драгоценностей там уже не было. Как мне рассказали на подробном инструктаже, хозяин смылся на Запад, к американцам, еще в середине апреля, так что время собраться обстоятельно у него было. Как показали отысканные нашими свидетели из немцев, сам он с семейством уехал на двух легковых машинах, а следом шел трехосный грузовик, набитый под завязку. Собрал не только золото-серебро-камушки, но и немало картин, видимо, особенно дорогих, ну и прочее ценное барахло, порой непонятно даже какое: мы там нашли кучу пустых вроде как постаментов, каменных, изящных таких деревянных подставок, на которых явно прежде что-то стояло – то ли вазы, то ли статуэтки, немало пустых витрин наподобие музейных. И бóльшую часть одежды прихватил. Кто он был, я так и не знаю, но персона, надо полагать, влиятельная, если в эти последние недели военного краха и разгрома организовал себе немаленький грузовик – и, надо полагать, какие-нибудь спецпропуска. Никаких семейных фотоальбомов мы не нашли – то ли он их прихватил с собой, то ли выгребла наша команда, которая отсюда изымала все бумаги (но это опять-таки другое подразделение, и в детали нас не посвящали). Однако, по некоторым наблюдениям, после вдумчивого изучения того, что осталось в доме (от скуки мы там все, конечно, очень осторожненько переворошили), я бы сделал вывод, что наш фон-барон – стопроцентный штатский. То ли фабрикант, то ли что-то в этом роде.

Ну конечно, осталось превеликое множество вещичек малоценных, которые с собой в таких условиях не потащишь: всевозможные безделушки, всякие там фарфоровые статуэточки из дешевых, мелкие бронзовые цацки. Каюсь, каюсь… Несмотря на строжайший приказ, я оттуда все-таки спер маленькую такую бронзовую кошечку величиной со спичечный коробок. Очень тонкая работа, но вещица явно по немецким меркам копеечная. Когда уезжали, сунул за голенище, и обошлось. Знаете, по некоторой молодой лихости характера, ну и для дочки, она обожала всяких котяток: и фарфоровые у нее были, и резиновые. Предположил, что вряд ли наша команда, осматривая дом, переписала все до одной эти безделушки – что-то не водилось такого…

Ну вот, мы прибыли. Солдаты стали разбивать палатки, их офицеры – составлять схему постов, а мы трое первым делом, как инструктировали, пообщались с саперным капитаном – его ребята на три круга, два дня подряд проверяли каждый уголок на предмет мин, замаскированных зарядов и прочих камуфлетов, – уж это, как вы понимаете, делалось скрупулезнейшим образом. И мы, и немцы, отступая, сплошь и рядом, если успевали, минировали здания, в которых противник предположительно мог разместить штабы, высших офицеров, вообще использовать для своих нужд…

У капитана был акт о работах в нескольких экземплярах, где говорилось, что абсолютно ничего он не обнаружил. Мы, как инструктировали, подписали все, один оставили себе. Потом капитан из армейского управления показал нам наши комнаты, кухоньку для прислуги, которой мы могли пользоваться, еще раз наказал коротенько, чтобы мы, елки зеленые, тут и лампочку за три копейки не разбили, иначе весь оставшийся срок службы будем где-нибудь на Камчатке дослуживать. И укатил.

Все. Теперь ответственность за «объект номер три» целиком и полностью лежала на мне, грешном, и что бы ни случилось, взыскивать будут в первую очередь с меня. Ощущение… Ну, если вы сами такого не переживали, то словами описать нельзя. Очень сложное ощущение. Очень специфическое.

Мне предстояло проинспектировать взводы, когда они все закончат, – но это часа через два, так что свободное время образовалось. Сели мы втроем в кухоньке, чего уж там, выпили по стопочке за благополучный ход и успешное завершение операции. А малость подумавши, как русские люди и офицеры, накатили по второй. Не было у меня ни особой тревоги, ни беспокойства: сами мы не дети малые, зеркала бить не будем и паркет не поцарапаем. (Благо в доме нашлась целая груда удобных домашних шлепанцев, в каковые мы и переобулись. Это, конечно, не по форме – гимнастерки, галифе и шлепанцы, но что поделать, если обстановка требует, еще, не дай бог, и в самом деле царапнешь где сапожищем и заработаешь того самого ежа, уж будьте уверены…) Солдатского баловства (на которое наш брат-славянин был весьма охоч) ожидать, пожалуй что, не приходилось. Никто мне не говорил, но я не сомневался: взводы составлены из старослужащих, с каждым предварительно проведена индивидуальная беседа и, уж конечно, подробно разъяснено насчет ежа… В общем, должно было пройти как по маслу.