Девушки из хижины - Минка Кент

Брант начинает говорить, но его прерывает стук в дверь. Улыбка слетает с его лица, а у Николетты падает из рук зеленое кухонное полотенце. Они обмениваются взглядами и, не говоря ни слова, спешат в холл.

Взглянув в окно над кухонной мойкой, я вижу полицейскую машину, стоящую на подъездной дорожке, – такую же, в какой помощница шерифа Мэй в первый день отвозила нас в больницу.

– Оставайтесь здесь, девочки, – говорит нам Брант, исчезая в соседней комнате.

Сэйдж смотрит на меня темными встревоженными глазами, но я не нахожу слов утешения или поддержки ни для себя, ни для нее.

Усевшись рядом с сестрой на стул, еще хранящий тепло Бранта, я кладу ладонь на ее руку.

Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.

Набросив зимнюю куртку, выхожу под навес переднего крыльца навстречу Мэй. Через секунду ко мне присоединяется Брант. Яркое серое небо слепит усталые глаза, но, сощурившись, я фокусирую взгляд на Мэй

Она не улыбается.

– Где девочки? – спрашивает Мэй.

– В доме. – Я киваю за спину. – А что? Что происходит?

– Мы нашли в лесу тело женщины, – сообщает Мэй, и между бровей у нее пролегает глубокая складка. – Соответствует тому описанию, которое девочки дали относительно своей матери. Насколько мы смогли судить, она пролежала там какое-то время.

– О господи. – Я судорожно вдыхаю холодный зимний воздух. Ноги словно примерзают к бетонным ступенькам.

– Опознание тела может травмировать девочек, – говорит Мэй. – Поэтому мы рассчитываем на сравнение ее ДНК с образцами анализов, взятых у сестер в больнице. Лаборатория уделит этой работе первостепенное внимание, но все равно потребуется не менее семидесяти двух часов. А может, и больше.

– Значит, лучше им не говорить, – замечает Брант, упираясь ладонями в узкие бедра.

– Правильно, – соглашается Мэй. – Но мне хотелось предупредить вас, чтобы через несколько дней эта новость не застала вас врасплох вместе с девочками.

Хотя неоспоримых доказательств личности женщины нет, сердце у меня уже обливается кровью за Сэйдж и Рен. Если это та самая женщина, значит, их мать умерла. Если нет, то она до сих пор числится в розыске, и мы не стали ближе к тому, чтобы ее найти.

– А младшая девочка? – спрашиваю я. – Никаких следов?

Помощница качает головой, поправляет шапку.

– Еще ищем. Соседний департамент одолжил нам вертолет, и мы сумели найти хижину, в которой жили девочки. Взяли оттуда несколько вещей, которые можно отправить на анализ ДНК. Ведь неизвестно, возможно, кто-то из них уже есть в базе данных. Зачастую люди именно поэтому и прячутся.

Помощница Мэй лезет в правый нагрудный карман форменной куртки, достает ручку и маленький блокнот на пружинке. Нацарапав номер, протягивает листок.

– Я своего номера не даю, – говорит она. – Никогда. Но вас прошу звонить в любое время дня и ночи, если что-то понадобится.

– Спасибо, – благодарю я, складывая бумажку.

– Первая смена сказала, их вызывали сюда ночью из-за возможного вторжения, – продолжает Мэй, переводя взгляд с меня на Бранта и обратно.

– Ник решила, что видит кого-то, стоящего в конце нашей подъездной дорожки, – вздохнув, объясняет Брант.

– Я на самом деле кого-то видела, – говорю я. – У него был фонарик. И сумка на спине. Он пришел из леса.

– А еще ты утомилась, и снаружи была тьма кромешная. Откуда нам знать… это мог быть олень или еще что-то, – возражает он, кладет мне на плечо ладонь и стискивает. Брант не дает мне сказать про включившееся на шоссе освещение и спешит поблагодарить Мэй. – В любом случае спасибо, что заехали. Благодарим, что лично сообщили новости.

Засунув пальцы за ремень, помощница шерифа поворачивается ко мне:

– Как у них дела?

– Чудесно, – отвечаю я. – Они отважные, неунывающие и любознательные. Даже не скажешь, что они пережили какие-то ужасы.

– Не правда ли, невероятно? Насколько стойкая молодежь, – замечает Мэй.

– Действительно, – киваю я.

– А как вы? – спрашивает Мэй. – Как вы со всем этим справляетесь?

Не понимаю, почему она решила задать такой вопрос и какое ей до этого дело, поэтому затрудняюсь с ответом и только удивленно вскидываю голову.

– Я лучше пойду в дом. Спасибо вам. В случае чего позвоню.

Поднимаю листок с ее номером и улыбаюсь. Потом мы с Брантом смотрим, как Мэй возвращается к своему автомобилю.

– Что мы им скажем, когда спросят, зачем она приезжала? – задаю вопрос мужу.

Он трет щетину на подбородке и задумчиво смотрит в землю.

– Скажем, заехала сказать, что поиски продолжаются и нашли хижину.

– Эта женщина в лесу… Как думаешь, это их мать?

Брант смотрит мне в глаза, и я чувствую лишь дыхание холодного ветра.

– Не знаю, Ник, – отвечает он. – Знаю только, что опасно строить предположения, особенно если они оказываются ошибочными.

Естественный свет, заполняющий студию Бранта, греет кожу, и я рассматриваю вид, открывающийся за окном. До сегодняшнего дня это была просто недоступная комната за запертой дверью, и я не задавалась вопросом, что там находится. Теперь Брант лично предоставил мне свободный доступ.

Три стены представляют собой огромное панорамное окно с видом на холмистую часть леса. Оно смотрит на восток, поэтому по утрам помещение согрето солнцем. Раньше я не была особой сторонницей окон, но эта прекрасная картина заставляет меня забыть об опасности, таящейся за деревьями.

В одном углу, возле кожаного кресла, размещены на подставках три гитары, а рядом то, что Брант назвал «музыкальной инсталляцией». Я никогда не видела, как играют на музыкальных инструментах. Он обещал мне, что когда-нибудь сыграет.

Вчера, показав студию, он дал мне один из своих старых «сотовых телефонов» и научил, как слушать музыку. Любую песню в мире. Когда он спросил, кто мои любимые исполнители, я просто пожала плечами. Он взял у меня устройство и пояснил, что составит для меня плейлист.

Единственная стена покрыта самыми красивыми снимками. Брант сказал, что нет ничего плохого в том, чтобы гордиться своими работами. Еще он обещал, что на днях расскажет про то, как «скромно начинал».

Тогда я впервые серьезно задумалась о Бранте и Николетте, о том, кем они раньше были. Откуда взялись. Кто их родители, и в каких семьях они росли.

Брант говорит, у каждого есть прошлое. У каждого.

Сегодня утром он на пару часов уезжал в город. Вернувшись, вручил мне упаковку акварельных карандашей и три кисточки с красной, желтой и синей ручками.