Девушки из хижины - Минка Кент

Напоминаю себе, что нельзя хвататься за все сразу и надо решать проблемы по мере их возникновения.

– Что это значит – встретиться, чтобы выпить? – спрашивает Рен, разрезая тяжелыми портняжными ножницами одну из старых рубашек Бранта. Сегодня утром за завтраком она настояла на том, что сошьет Сэйдж новую куклу вместо той, что осталась в хижине. Рен говорит, что сошьет еще одну, для Иви, и отдаст ей, когда они снова встретятся.

– Это когда двое взрослых идут в бар и пьют напитки для взрослых, алкоголь, чтобы познакомиться друг с другом, – объясняю я, внимательно наблюдая, как Рен слюнявит конец нитки и вдевает ее в игольное ушко.

Она собирается сшить всю куклу вручную – до самого последнего стежка.

– Что такое алкоголь? – спрашивает Сэйдж.

– Это напиток, от которого становится веселей, – говорю я, подтягивая колени к груди, как девчонка. – От него будто… расслабляешься. Но он может заставить тебя делать такие вещи, которые человек обычно не делает, поэтому нужно быть очень осмотрительной.

Сэйдж перелистывает страницу альбома, водит рукой по глянцевым снимкам, ищет лицо Бранта.

– Он симпатичный, – говорит она.

– Красивый, – говорю я со снисходительной полуулыбкой. – Да, он такой.

Проколов иголкой два лоскута ткани, Рен поднимает глаза.

– Вы с ним давно вместе?

– Давно, – отвечаю я. – Много лет. Десять лет женаты. А вместе тринадцать. Что-то около этого.

– Почему у вас нет детей? – спрашивает она.

Ответ застревает в горле. Никто и никогда не спрашивал у меня про это, все в нашем кругу знали про удаление матки.

– Мы хотели, – медленно говорю я. – Лет десять назад мне сделали срочную операцию. После нее я не могу иметь детей.

Говорить об этом вслух так же больно, как и десять лет назад.

– Как бы то ни было, люди говорят: просто так ничего не случается, – говорю я, шлепая ладонями по бедрам и улыбаясь сквозь готовые брызнуть слезы.

– Кто это говорит? – спрашивает Сэйдж.

– Просто такое выражение.

Перевернув очередной лист, она впивается глазами в мое с Брантом селфи на фоне пирамид Гизы. Мы сделали его как-то осенью несколько лет назад. Кончиками пальцев Сэйдж касается его лица.

– Он вроде бы хороший человек, Николетта.

Рен смотрит на меня, потом встречается взглядом с Сэйдж; выражение лица у нее непроницаемое. Меня восхищает отвага этой малышки, но я нахожу, что она в какой-то степени закрыта для контакта. Редко говорит без надобности, но всегда смотрит так, будто ей есть что сказать. Надеюсь, со временем она больше раскроется передо мной.

Поднявшись, я иду на кухню выпить стакан воды, но останавливаюсь, увидев через окна фасада свет ксеноновых ламп. Потом раздается металлический стук захлопнувшегося багажника.

Он приехал.

Глядя на входную дверь, Николетта заламывает руки. В окна, обрамляющие вход, я вижу темную фигуру, которая что-то тащит за собой. Солнце давно село, поэтому трудно рассмотреть детали, но на долю секунды я цепенею: в голове мелькает мысль, что это чужак явился за нами.

– Брант приехал, – говорит Николетта, но я не верю ее радостному тону, потому что глаза у нее бегают, а сама она застыла на месте.

Через секунду дверь распахивается, и в поле зрения появляется мужчина. Он выглядит в точности как на фотографиях, может, даже лучше. Слегка вьющиеся песочно-светлые волосы, квадратный подбородок, сочные яркие губы и пристальный, но мягкий взгляд зеленых, как у Иви, глаз.

Он высокий, но пониже того чужака, что вломился в нашу хижину. Черная шерстяная куртка не мешает понять, что это сильный мужчина, только в его силе не таится угрозы. Ничто в нем не вызывает настороженности, и его улыбка только подтверждает это.

Все же держусь на безопасном расстоянии. Я его не знаю, но хочу понравиться ему, потому что мне хотелось бы остаться в этом доме.

Мне здесь нравится.

Здесь все такое теплое, мягкое, красивое, приятное… и безопасное.

– Ты, должно быть, Рен? – спрашивает Брант, выпуская ручку сумки. Он снимает куртку, перекидывает через руку. Не приближается ко мне, не протягивает руку, как продавщица в бутике. Держится на расстоянии. – Брант. Приятно познакомиться.

За спиной у Николетты возникает Сэйдж. Ее темные глаза изучают красивого мужа той доброй женщины, что приютила нас.

– А ты, наверное, Сэйдж? – спрашивает он. У него ямочки на щеках, как у Иви.

– Хорошо доехал? – спрашивает Николетта. Брант подходит к ней, берет за руку, наклоняется и целует в щеку. От его прикосновения тело Николетты напрягается.

– Хорошо, но долго, – отвечает он. – Очень хотелось домой. Я по тебе соскучился.

Он отстраняется, взгляды их встречаются, словно ведется безмолвный разговор.

– Приготовить чаю? – спрашивает Николетта. Вопрос обращен к нам. – Может, поболтаем немного, прежде чем вы, девочки, отправитесь спать?

Сэйдж зевает, я за компанию тоже.

Николетта поворачивается к мужу:

– Для них уже поздновато… Давайте вы утром поближе познакомитесь.

– Конечно, – говорит Брант и смотрит смеющимися глазами сначала на меня, потом на сестру. – Договорились.

Беру Сэйдж под руку и веду наверх, в нашу комнату. Плотно закрываю дверь. Сестра переодевается в полосатую пижамную пару, купленную ей вчера в бутике, потом укладывается на свою сторону кровати.

Я не устала, но не хочу оставаться с ними внизу. По-моему, там сгустилось такое напряжение, что его можно резать ножом, как масло.

– Он кажется милым, – бормочет Сэйдж, перекатываясь на бок.

– Угу, – соглашаюсь я, переодеваясь.

– Они красивая пара. Как принц с принцессой.

Стягиваю рубашку через голову, аккуратно кладу на комод, снимаю юбку.

– Точно.

Через секунду дыхание Сэйдж становится размеренным и почти неслышным. Взяв с ночного столика книгу, я иду к подоконнику и отдергиваю штору, чтобы можно было читать при свете луны.

Проглотив десять глав, углубляюсь в биографию автора. Тело тяжелое, будто свинцом налилось, а голова шумит и идет кругом. Я не смогла бы ее остановить, даже если бы захотела.

Глубоко вздохнув, откладываю книгу в сторону, на цыпочках крадусь по комнате, тихо жму на дверную ручку. Мне нужно вниз, забрать блокнот для рисования со стола на кухне, где я его оставила.

Я пробовала нарисовать лес, по крайней мере таким, каким его видит чета Гидеонов из своих окон. Зеленые колючие сосны, перемешанные со стволами голых деревьев. Дикие индейки. Случайно забредший олень. Это как смотреть на мой дом, но чужими глазами. Все то же самое и одновременно другое.