Опьяненный любовью - Салли Маккензи

Ну и граф Дэрроу, вероятно, настоит на своем отцовстве. Поддержка Гарри поможет Гарриет, особенно если эта поддержка не будет слишком уж афишироваться. Он же не станет действовать во вред собственной дочери.

«Однако к тому времени у него уже будут другие дочери и сыновья».

От этой мысли Пен сразу стало как-то не по себе.

Но что с этим поделаешь? Единственная цель его женитьбы на леди Сьюзен или на любой другой светской даме, которую он в конце концов выберет, – иметь детей. Главного наследника и запасных, на всякий случай.

Пен должна быть реалисткой. Он был очень мил с Гарриет сегодня. И создается впечатление, что Гарри действительно любит дочь, но ведь человек в первую очередь склонен проявлять заботу о тех, кто рядом, о тех, кто живет в твоем доме, носит твое имя. Стоит Гарри уехать из Литтл-Падлдона, как к Гарриет станет вполне применима известная поговорка: с глаз долой – из сердца вон.

«Может, мне стоит убедить Гарри назначить для дочери регулярные денежные выплаты? Нет, это будет слишком походить на милостыню. На подачку».

Пен прекрасно обходилась без его финансовой помощи все эти десять лет. И прекрасно обойдется еще десять. А если уж станет совсем невмоготу, тогда она, конечно, может его попросить об этом. Однако, если он поможет ей устроить брак со священником, велика вероятность, что ей вообще не придется приходить к нему с протянутой рукой. Надо будет ему на это намекнуть.

«Намекнуть или заявить напрямую?»

По-видимому, придется заявить напрямую. Намекать у Пен явно не получится.

Она дошла до тропинки, которая вела к гостевому домику, пошла по ней и вдруг споткнулась за корень дерева. Черт! Пен едва не упала в грязь.

Смеркалось. Солнце садилось, и от деревьев падали огромные тени. Ей следовало бы выйти пораньше.

Пен продолжила свой путь, но на сей раз поглядывая под ноги.

Нет, выйти раньше не было никакой возможности. Даже когда Гарриет закончила готовить уроки. Девочка была настолько обрадована, что ей не терпелось поделиться с матерью всеми, даже мельчайшими подробностями нескольких часов, проведенных с отцом.

Пен не видела особой надобности в отце для своей дочери. До сегодняшнего дня. Раньше она сводила роль отца лишь к зачатию ребенка.

Ее собственный отец был страшен: рослый сильный мужчина, чаще всего охваченный злобой и почти всегда пьяный. В Пен все сжималось при воспоминании о том, как она, затаив дыхание, старалась нырнуть куда-нибудь, чтобы ненароком не попасться ему на глаза и не вызвать очередной всплеск ярости.

Каким же облегчением для нее стала возможность вырваться из-под его опеки и зажить самостоятельной жизнью. Пен никогда не хотелось возвращаться к жизни, которую она вела в Дэрроу.

Но увидев, как Гарри учит Гарриет верховой езде, Пен поняла, что в отцовском влиянии есть много положительного.

Ну вот она и добралась. Гостевой домик казался темным и мрачным. Оставалось надеяться, что Гарри еще не улегся спать.

И словно по команде, шокирующий образ обнаженного Гарри, распростертого на постели, внезапно возник в ее воображении.

Пен тут же попыталась отделаться от него. Ничего хорошего, если она позволит воображению подбрасывать ей такие коварные сюрпризы.

Однако ее проснувшееся воображение отступать от этого образа и не думало.

Подняв руку, чтобы постучать в дверь, Пен так и застыла в нелепой позе.

Уходя из приюта, она сказала Гарриет, что идет в гостевой домик и постарается не разбудить ее, когда вернется. Гарриет в ответ на это как-то странно и загадочно улыбнулась. О господи! Пен считала, что ее дочь еще слишком мала, чтобы понимать любовные отношения, но, вероятно, она ошибалась. Стоит хотя бы вспомнить, как Гарриет всячески пыталась свести мать и отца во время обеда.

«Ха! Гарриет не нужно быть чрезмерно наблюдательной, чтобы заподозрить какие-то особые чувства между мной и Гарри. Она же видела нас в хмельнике и в яблоневом саду».

Но там же ничего особенного не было! Гарриет при всем желании не могла бы понять, что за желания в те минуты раздирали Пен.

Гарриет просто радовалась тому, что мама разговаривает с ее отцом. Все остальное Пен просто выдумала.

Она хмуро взглянула на дверь. От волнения заколотилось сердце.

Пен попыталась взять себя в руки и вскоре овладела собой. Она пришла сюда только как мать Гарриет. К Гарри она не испытывает никакого интереса, он интересует ее исключительно только как отец Гарриет… ну и как посланец герцога.

Верно. Но из нее всегда получалась никудышная лгунья.

Пен снова подняла руку, чтобы постучать – в это мгновение дверь распахнулась.

– Ах!

Пен отскочила и, зацепившись каблуком за край юбки, пошатнулась.

«Лучше упасть на задницу, чем на…»

Гарри не медлил. Он бросился вперед, схватил ее за плечи и прижал к себе.

К своей широкой обнаженной груди. На сей раз между ее щекой и его грудью не было холщовой рубашки. Пен ощутила размеренное биение его сердца.

Господи! А ее сердце замерло, а затем мерными ударами стало отмерять мгновения ожидания. Она почувствовала, как наливается тяжестью ее грудь…

– Здравствуй, Пен, – в самое ухо прошептал Гарри.

Стоило ей чуть-чуть повернуть голову, как его губы…

«Прекрати! Тебе же не семнадцать. Ты зрелая женщина, мать! Тебе двадцать семь лет. Ты пришла сюда, чтобы обсудить вопрос о предстоящем браке… с новым викарием».

Пен чуть отстранилась – и Гарри отпустил ее.

Плевать ей, что на нем почти ничего нет, плевать!

И потом, он же не голышом перед ней стоит.

Она окинула взглядом его мускулистую грудь, показавшуюся ей еще прекраснее, чем в воспоминаниях, и даже испытала что-то похожее на разочарование, когда увидела, что на Гарри брюки, хоть и застегнутые далеко не на все пуговицы, будто он натягивал их в страшной спешке.

«И в такой же страшной спешке он возьмет да и снимет их…»

– Ты мне не поможешь одеться? – с оттенком издевки спросил он, и в этом вопросе явно звучало желание овладеть ею. Вопрос следовало понимать: «Ты мне не поможешь раздеться?»

Будь Пен по-прежнему семнадцатилетней, она бы подразнила его в ответ или просто, ни слова не говоря, провела руками по узенькой дорожке мягких волосков на его плоском животе вниз, к гульфику, расстегнула бы пуговицы и высвободила бы его великолепный…

Взгляд Пен выражал ее мысли. Она увидела, что выпуклость спереди растет, наливается силой, пытаясь вырваться из заточения ткани и словно умоляя ее…

– Ты покраснела. – И он прекрасно понимал отчего.

Пальцы не слушались Пен, когда она пыталась развязать ленты чепца.