Опьяненный любовью - Салли Маккензи

И тут Гарри вспомнил, что они никогда не занимались любовью не только на кровати, но и в помещении. И теперь, задним числом, Гарри подумал: это чудо, что никто и никогда на них не наткнулся ни в поле, ни в лесу.

«Возможно, кто-то и видел нас, но решил, что развлечения графского сынка с дочуркой арендатора не стоят внимания».

И тут же Гарри отбросил эту унизительную мысль. Сейчас было над чем задуматься.

– Ладно. – Пен как-то нервно хихикнула, начав подниматься по лестнице. – Полагаю, мы уже вышли из того возраста, когда предаются подобным развлечениям на столе или у стены.

Она права. Не раз и не два они совокуплялись быстро и в самых неподходящих местах.

– Не в том дело. Мы отнюдь не старички. Просто хочется удобства, чтобы не опасаться ежеминутно, что свалишься на пол.

Гарри хотелось заниматься любовью с Пен степенно, как двадцативосьмилетний мужчина, обладающий опытом, а не как ослепленный похотью восемнадцатилетний мальчишка.

То лето в Дэрроу было последним летом его детства, хотя ему было уже восемнадцать и он во всех смыслах не походил на ребенка. Но его в ту пору не связывали ни долг, ни ответственность. Он был так свободен, как не будет свободен уже никогда.

Но Гарри не ценил эту свободу. Он стремился как можно скорее зажить собственной жизнью, покинуть Дэрроу и очертя голову броситься на поиски приключений. Но он ценил Пен. И всякий раз, когда Гарри оглядывался назад, она была первой, кого он вспоминал – самым ярким, самым теплым, самым счастливым его воспоминанием.

Пен тем временем жила в одиночестве, изгнанная отцом, и растила дочь.

А ведь ему следовало бы все-таки осознать свою ответственность в то лето.

Зато теперь Гарри постарается все наверстать, теперь он будет по-настоящему ответственным человеком. Он перевезет Пен и Гарриет в Дэрроу. У них больше не будет проблем. Они будут рядом. Он будет видеть, как подрастает Гарриет, он будет любить Пен всегда, когда пожелает.

– Опусти голову, – предупредила его Пен, входя в спальню. – Потолок очень низкий. – Она рассмеялась: – Хотя, думаю, ты уже это заметил.

– Да, – ответил Гарри, наклонив голову. – И доказательство тому – шишка на голове.

Комната была настолько маленькая, а крыша спускалась так круто, что у них почти не оставалось места, и Гарри пришлось подойти почти вплотную к Пен.

Он вдохнул ее аромат: легкую смесь лимона с… чем-то присущим только Пен.

За последние годы Гарри много раз бывал в подобной ситуации с множеством красивых, вожделевших его женщин, но ни разу не чувствовал он такого острого предвкушения. Ведь рядом была Пен.

Воспоминания о юношеской любви и о детской дружбе смешались у него с желанием.

«Ты слишком многого ожидаешь».

Возможно, но он ничего не мог поделать с собой.

Пен пришлось немного наклонить голову, чтобы встретиться с ним взглядом. В ее глазах была некоторая озабоченность. Она попыталась улыбнуться:

– Я его поцелую, и ему станет лучше. Давай?

Он жаждал прикосновения губ Пен. Но надо охладить пыл, иначе их встреча закончится не начавшись. Гарри боялся, что слишком быстро достигнет пика, несмотря на все попытки контролировать себя.

«Я не должен позволять желанию до такой степени овладеть мной. Я уже не мальчик».

– Ты помнишь, когда сказала это в первый раз? – Он извлек заколку из ее волос. Волосы Пен были такие же шелковистые, как и в то лето.

Пен закрыла глаза и застонала от удовольствия.

– Да. В ту ночь, когда… – Она улыбнулась. – Мы бултыхались в банном пруду.

Гарри извлек еще одну заколку.

Они играли обнаженными в воде, а пруд и баня были освещены одним лишь лунным светом. Они не осмелились даже зажечь свечу, боясь, что кто-то в доме заметит свет и выйдет узнать, что происходит.

– Ты бежал за мной, – напомнила Пен. – И ударился бедром о статую водяной нимфы.

Да, бедром. Это была очень чувствительная часть тела.

Пен облизала губы. Боже! Поступи так любая другая женщина, Гарри подумал бы, что этот жест тщательно продуман, чтобы еще больше завести его, но у Пен он был совершенно естественен.

– И я тогда поцеловала тебя в ушибленное место.

На самом деле не только в ушибленное место. Ее губы соскользнули с бедра на фаллос, а пальцами она не переставала ласкать и возбуждать его. Пен обладала удивительным инстинктом, подсказывавшим ей, каким способом даровать истинное наслаждение.

Гарри вытащил последнюю заколку – роскошные каштановые волосы Пен рассыпались по плечам.

– Да, поцеловала. – Гарри перебирал пальцами ее шелковистые пряди. Он наклонился ближе, и теперь одно лишь дыхание разделяло их губы. – Мне тогда стало намного легче.

Их губы соединились.

Ее кожа была такой мягкой и благоуханной. Он ласкал губами уголок ее рта, целовал висок, касался самого чувствительного места на шее под самым ухом и был вознагражден протяжным стоном наслаждения, эхом отозвавшимся у него в паху.

Пен наклонила голову, словно приглашая продолжать, не останавливаться. Руки ее гладили плечи Гарри, спускаясь все ниже, пока не достигли ягодиц.

– Гарри… О боже! Гарри!

На этот раз застонал он:

– Пен!

Он желал ее так, как никогда раньше не желал ни одну женщину.

Гарри, чуть отступив, протянул руку к пуговицам на ее платье, но пальцы Пен оказались проворнее. В одно мгновение платье упало на пол, и она перешагнула через него.

Должно быть, на лице Гарри промелькнуло изумление, и Пен немного смутилась.

– Я не светская леди, Гарри, – едва заметно улыбнулась Пен. – У меня нет горничной, которая одевала бы и раздевала меня, как куклу. – Она столь же проворно расшнуровала корсет. – Ты разве забыл?

Гарри ничего не забыл. Они никогда не превращали раздевание в ритуал. Желание было слишком сильным, непреодолимым, чтобы позволить им тратить время на прелюдии.

Корсет упал на пол рядом с платьем – Пен стояла перед ним только в туфлях и чулках.

Ее тело было до боли знакомым и в то же время не таким, как тогда, – более статным, более нежным, более округлым.

Пен подняла голову.

– Я сейчас могу снова одеться, и мы сделаем вид, что ничего не произошло.

Гарри услышал легкую дрожь в ее голосе.

– Пен. – Он коснулся ее и ласково провел ладонью вниз до покрытого шелковистыми волосами лона, скрывавшего заветный вход внутрь, путь, по которому Гарриет вошла в этот мир. – Все в твоем теле прекрасно.

– Прекрасно? – Пен звучно рассмеялась. – Видел бы ты меня тогда. На сносях я ходила с громадным, как дом, животом.