Опьяненный любовью - Салли Маккензи

– Почему ты без рубашки? – Ее слова прозвучали резковато, но все-таки лучше так, чем страстное воркование.

Пен показалось, что на лице Гарри промелькнуло разочарование тем, что она решила не принимать предлагаемую им игру, но он не стал настаивать, лишь пожал плечами в ответ.

«Неужели Гарри тяжело дышит? Да нет, показалось».

– Решил искупаться после обхода амбара и полей. Кроме котят, я познакомился с несколькими собаками, к счастью, без блох, с коровой Бэсси и еще с одной – Вероникой, а также с парочкой любопытных коз. Я только что с пруда и вот… почувствовал, что ты стоишь у двери. – Гарри снова улыбнулся. – Жаль, что ты не пришла несколькими минутами раньше. Увидела бы кое-что любопытное.

Отчасти Пен уже увидела это любопытное и в мельчайших деталях представила себе то, что упустила.

«Но я здесь для того, чтобы обсудить брак с новым викарием, а не чтобы вожделеть Гарри».

Впрочем, сейчас ее совершенно не волновал ни новый священник, ни возможность брака с ним.

Гарри повернулся, чтобы взять рубашку со спинки стула.

«Слава богу!»

Но он вдруг замер.

«А вот это ни к чему!»

– Ты не против, если я некоторое время побуду без рубашки? Надо чуть обсохнуть.

Нет, следует настоять, чтобы он рубашку надел. Так не пойдет. Те дни, когда они вдвоем нежились на солнце полуобнаженными или совсем нагими, давно в прошлом.

К сожалению.

«Гарри здесь всего на несколько дней. Он уедет, и я… Кто знает, увижу ли я его снова. Ну что такого, если я увижу чуть больше… чем нужно».

Пен, не дожидаясь, пока полностью овладеет собой, ответила:

– Мне все равно.

«Идиотка! Ты играешь с огнем».

Чепуха. Она сможет смотреть на него, но не прикасаться.

«К мужчине не обязательно прикасаться, чтобы разгореться страстью».

– Боюсь, что не смогу предложить тебе даже чашку чая, – с виноватой улыбкой сообщил Гарри. – У меня нет ни чая, ни чашки. Зато есть немного бренди. Но стакан один, так что нам придется пить из него по очереди. Не желаешь?

Конечно, ей следовало отказаться и сразу же перейти к делу. Чем скорее она заговорит о том, ради чего пришла, тем скорее сможет уйти и тем меньше вероятность наглупить.

С другой стороны, от бренди Гарри станет сговорчивее и его не придется уговаривать помочь ей устроить брак с новым викарием.

И вновь Пен проигнорировала доводы рассудка.

– Да, спасибо. – Она уселась на не очень удобный деревянный стул в ожидании, пока Гарри достанет бутылку бренди.

Какая красивая у него спина, широкая, налитая силой…

«Не отвлекаться!»

– Ты уже написал письмо герцогу?

– Да, конечно. Еще до купания.

Было бы лучше, если бы он не упоминал на каждом шагу о своем чертовом купании. Пен с поразительной ясностью представила Гарри совершенно обнаженным, мокрым, струйки стекающей с кожи воды…

«Дело. Дом. Письмо».

Гарри налил бренди и протянул ей стакан.

– Прошу. А я пока зажгу свечу. Здесь становится темно.

Пен сделала глоток, глядя на то, как он шлепает по полу босыми ногами к камину и наклоняется, чтобы зажечь щепу. Пусть сейчас его зад обтягивают брюки, но Пен помнила каждую впадинку, каждую мышцу. Помнила и о том, как он становился тверже железа в тот момент, когда вонзал свой…

Она глотнула еще бренди.

Гарри вернулся к столу со свечой и письмом в руках.

– Вот оно. В конце я специально оставил место на тот случай, если ты что-то захочешь добавить.

Он наклонился, подал ей письмо и забрал опустевший стакан.

О господи! Вновь запах его тела.

– Да. – Пен откашлялась. – Я вижу. Благодарю. – Она протянула ему стакан.

Пока Гарри находился рядом, Пен ни о чем не могла думать, кроме как о его волнующем теле.

Он уселся на стул прямо напротив нее. Их разделял стол. Положив на стол руки, Гарри чуть подался вперед.

Пен заставила себя сосредоточиться на письме. Она никогда еще не видела почерк Гарри. Когда ей было семнадцать, она не умела читать. Почерк у Гарри оказался решительным и не везде разборчивым в отличие от почерков Джо и Каро, четких и ровных. Она придвинулась ближе.

– Осторожнее, тут свеча – не дай бог, волосы подпалишь, – предупредил Гарри, отодвигая свечу.

– Да, спасибо. – Ей пришлось несколько раз перечитать первый абзац, прежде чем она вникла в содержание написанного. И дело было не столько в неразборчивости почерка Гарри, сколько в присутствии его самого.

– Ты тоже плохо разбираешь мою жуткую писанину? Неудивительно, мой почерк был мукой для моего учителя… – Он наклонился, чтобы взглянуть на письмо и теперь его лицо было в нескольких дюймах. – Давай помогу расшифровать. Выпьешь еще бренди? – И протянул ей стакан.

Пен сделала глоток. Бренди согрел и успокоил ее. Прежняя напряженность прошла.

– Думаю, в основном все верно изложено, хотя Каро сказала бы, что тебе следовало бы подробнее описать все процессы производства пива. И с бо́льшим энтузиазмом.

Она повернулась, чтобы улыбнуться ему, и едва не коснулась губами его щеки.

Тут же отпрянула.

«Ну чего ты ждешь? Заведи разговор о священнике. В письме нет упоминания о необходимости сменить викария. Именно об этом добавлении ты и пришла попросить его».

Да, но вначале следует убедиться, что он наилучшим образом охарактеризовал их приют.

– И Каро права. Мы стремимся к полной финансовой независимости. Пока что это не так, но уже очень скоро все изменится. Вряд ли мы когда-нибудь сможем выкупить Падлдон-Мэнор. Никто на это и не рассчитывает. Но не сомневаюсь, что со временем герцог уменьшит финансовую поддержку, причем заметно. Не исключено даже, что когда-нибудь мы сможем выплачивать ему ренту и тем самым пополнять его бюджет.

Пен уже собралась наклониться вперед, но вовремя одумалась и отодвинулась от Гарри.

Самое главное, чтобы Гарри уяснил всю серьезность их положения.

– Не представляю, что с нами будет, если герцог выставит нас из поместья. Нам вообще некуда пойти.

Внезапно страхи, давние, полузабытые, которые она не чувствовала со дня смерти тети Маргарет, вернулись.

Пен вдруг ощутила успокаивающее тепло – это Гарри взял ее холодные как лед руки в свои большие и теплые ладони.

– Не тревожься, Пен. Все будет хорошо.

Она вздохнула. Ей так хотелось верить ему.

– Герцог – хороший человек. Он вдовец, живет с сыном. И поддержка несчастных женщин и их детей для него не пустой звук.