В 4:50 с вокзала Паддингтон - Агата Кристи

– И таким образом, некому подтвердить, что вы вернулисьдомой в указанное вами время?

Гарольд бросил на него холодный взгляд.

– Наверное, прислуга слышала, как я вошел. У меняслужат муж с женой. Но послушайте, инспектор…

– Прошу вас, мистер Кракенторп. Я знаю, что вас этивопросы раздражают, но я уже почти закончил. У вас есть машина?

– Да, есть. «Хамбер-хок».

– Сами водите?

– Сам. Я мало ею пользуюсь, кроме как по уик-эндам. ВЛондоне передвигаться на машине стало невозможно.

– Ну, а когда ездите к отцу и сестре в Бракемптон, топользуетесь все-таки?

– Не обязательно. Только когда еду на более или менеедлительный срок. А так, когда всего с одной ночевкой, – как, скажем, былона днях, когда я приезжал на дознание, – предпочитаю ехать на поезде.Сообщение отличное, и доезжаешь гораздо быстрее, чем на машине. К поезду сестравысылает за мной такси.

– И где вы держите свою машину?

– Арендую гараж в бывших конюшнях за Кардиган-Гарденз.Будут еще вопросы?

– Думаю, пока это все, – с улыбкой сказалинспектор, вставая со стула. – Сожалею, что пришлось вас побеспокоить.

На улице сержант Уэзеролл, которому все и вся служилиперманентным объектом зловещих подозрений, многозначительно уронил:

– Не понравились ему вопросики, ох не понравились.Ощетинился весь.

– Естественно, если ты никого не убивал, а другиесчитают, что убил, – тебе досадно, – заметил мягко инспектор. –Вдвойне досадно, когда ты сверхреспектабельный персонаж вроде этого ГарольдаКракенторпа. Это еще ни о чем не говорит. А вот что правда важно установить –это видел ли кто-нибудь в тот день Гарольда Кракенторпа на аукционе, и то жесамое относится к кафе на Джермин-стрит. Он мог свободно сесть на поезд в 4.54,столкнуть с поезда женщину, пересесть на обратный и поспеть в Лондон к обеду. Аночью мог с таким же успехом съездить к тому месту на машине, спрятать тело всаркофаг и приехать назад. Ты там поспрашивай, в этих бывших конюшнях.

– Слушаюсь, сэр. Думаете, так оно и было?

– Как знать, – отвечал инспектор Краддок. –Темноволосый мужчина высокого роста – к нему подходит. Возможность ехать на томпоезде у него была, связь с Резерфорд-Холлом тоже налицо. Он – вероятныйподозреваемый в этом деле. А теперь перейдем к брату Альфреду.

Альфред Кракенторп занимал квартиру в Уэст-Хампстеде, вбольшом доме недавней и не слишком качественной постройки, с большим двором, накотором жильцы, не особенно считаясь с удобством других соседей, ставили своимашины.

Квартира была современного типа, со встроенными элементами иявно сдавалась жильцам вместе со всей обстановкой. Обстановку же составляливстроенный в стену откидной стол клееной фанеры, диван-кровать да наборнемыслимых пропорций стульев с бору по сосенке.

Альфред Кракенторп принял их с подкупающим дружелюбием, нопри этом, что не укрылось от инспектора, нервничал.

– Я заинтригован, – сказал он. – Могу япредложить вам выпить, инспектор Краддок?

Он приглашающим жестом приподнял одну за другой несколькоразных бутылок.

– Нет, спасибо, мистер Кракенторп.

– Ax, вот уже как далеко зашло? – Он хохотнул,довольный собственной остротой, и спросил, чему обязан все же их посещением.

Инспектор Краддок повторил свое короткое вступительноеслово.

– А, что я делал днем и вечером двадцатого декабря?Откуда я знаю? Ведь это – стойте-ка… это было три с лишним недели назад!

– И тем не менее ваш брат Гарольд смог сказать, сбольшой точностью.

– Брат Гарольд – может быть. Но не брат Альфред.Гарольд, – прибавил он с новой ноткой в голосе – возможно, с оттенкомзавистливого злорадства, – у нас в семье удачливый, полезный членобщества, занятой, весь в работе, но на все находит время и все у него вовремя.Если б даже – это я так, к слову, – он совершил убийство, то идеальновыверенное и точно по плану.

– Имеете какие-то основания прибегать к подобномупримеру?

– Отнюдь, просто в голову пришло в качестве коронногоабсурда.

– Тогда вернемся к вашей особе.

Альфред развел руками.

– Я же говорю, нет у меня памяти на время и место. Вотназови вы, скажем. Рождество, – тогда другой разговор, тут я бы смогответить – есть худо-бедно зацепка. Где я был в день Рождества, мне известно.Мы провели его у отца в Бракемптоне. Зачем – для меня загадка. Ворчит, что нашеприсутствие дорого ему обходится, а не приезжали бы – тогда бы ворчал, что глазк нему не кажем. Откровенно говоря, ездим, чтобы порадовать сестру.

– И в этом году там были?

– Да.

– Но отец ваш, к несчастью, расхворался, верно?

Краддок умышленно уводил разговор в сторону, повинуясьпрофессиональному чутью, которое не раз приходило к нему на выручку.

– Прихворнул. Когда, во славу экономии, живешь, какворобушек, а потом внезапно наешься и напьешься, это не проходит даром.

– Вот как, и это все?

– Конечно. А что еще?

– У его врача, я так понял, были… ну, скажем, сомнения.

– Уж этот мне Куимпер, старый дурень! – Альфредзаговорил быстро, пренебрежительно. – Зря вы слушаете его, инспектор.Второго такого паникера свет не видывал.

– Серьезно? А на меня он произвел впечатлениездравомыслящего человека.

– То есть круглый болван. Отец же, в сущности, никакой некалека, с сердцем у него – ничего особенного, но Куимпера он морочит какмиленького. Понятно, что когда отца в самом деле скрутило, он поднялстрашнейший переполох, и Куимпер у него забегал как очумелый, замучил всехрасспросами, во все вникал – да что отец съел, да что выпил… сущий балаган!

Все это сказано было с необычайной запальчивостью.

Краддок отвечал довольно продолжительным молчанием, и этовозымело действие. Альфред заерзал, метнул на него быстрый взгляд и наконецспросил желчно:

– Ну, так в чем дело? Для чего вам знать, где я был втакую-то пятницу недели три или четыре назад?

– А, значит, помните, что это была пятница?

– Но вы же сами, по-моему, сказали.

– Да? Возможно, – сказал инспектор Краддок. –Во всяком случае, день, о котором я спрашиваю – пятница, двадцатое.