В 4:50 с вокзала Паддингтон - Агата Кристи

– Зачем вам?

– Обычная формальность в ходе расследования.

– Вздор. Вы что, еще что-нибудь выяснили насчет этойженщины? Насчет того, откуда она взялась?

– Пока мы не владеем полной информацией.

Альфред бросил на него зоркий взгляд.

– Надеюсь, вы не дали Эмме ввести себя в заблуждениеэтой дикой теорией, что будто бы убитая – вдова моего брата Эдмунда. Это полнаячушь.

– К вам эта самая Мартина не пробовала обращаться?

– Ко мне? Еще чего! Не смешите меня!

– Думаете, ей было бы более естественно обратиться квашему брату Гарольду?

– Гораздо! Его имя то и дело мелькает в газетах. Живетв достатке. Неудивительно, если бы у такого задумали поживиться. Другое дело,что ничего бы из этого не вышло. Гарольд по скупости не уступит отцу. Кто у насдобренький в семействе, так это Эмма, и, что тоже немаловажно, она была уЭдмунда любимой сестрой. Но при всем том Эмма вовсе не из легковерных. Онавполне отдавала себе отчет, что это дама может оказаться мошенницей. Заранеепредусмотрела, чтобы на встрече присутствовала вся семья – да плюс ещехолодный, жесткий адвокат.

– Весьма разумно, – сказал Краддок. – Ивстреча была назначена на определенное число?

– Она должна была состояться сразу после Рождества. Вконце недели, начиная с двадцать седьмого… – Он осекся.

– Ага, – сказал Краддок приветливо, – я вижу,некоторые даты не лишены для вас значения.

– Я же сказал, точный день назначен не был.

– Но разговор на эту тему был – когда?

– Ей-богу, не помню.

– И что вы делали в пятницу двадцатого декабря, сказатьтоже не можете.

– Сожалею – абсолютный провал в голове.

– И тетрадь с записями дел на каждый день не ведете.

– Терпеть их не могу.

– Последняя пятница перед Рождеством – не так ужсложно, казалось бы.

– Был день, когда я играл в гольф с нужнымчеловеком. – Альфред покрутил головой. – Нет, то было неделей раньше.Не исключено, что просто слонялся без особой цели. Я не жалею на это времени.Убедился, что в барах дело провернешь успешно как нигде.

– А тамошние завсегдатаи, приятели ваши, не могли быпомочь?

– Нет, отчего же. Я у них поспрошаю. Буду стараться помере сил.

Теперь, казалось, Альфред чувствовал себя более уверенно.

– Я не могу сказать вам, что делал в тот день, –продолжал он, – зато скажу точно, чего не делал. Не убивал никого в Долгомамбаре.

– Что это вы вдруг, мистер Кракенторп?

– Да полно вам, дорогой инспектор. Вы же расследуетеэто убийство, так? И когда начинаете интересоваться, мол, где вы были втакой-то день и такой-то час, из этого следует, что круг сужается. Любопытно,что навело вас именно на эту пятницу, двадцатого, и это время – от ланча дополуночи? Не медицинское же освидетельствование – сколько времени прошло!Кто-нибудь видел в тот день, как покойница украдкой пробирается в амбар? Войти,дескать, вошла, а выйти – не вышла, и так далее? Угадал?

Черные, живые глаза так и впились в инспектора, но инспекторКраддок был человек тертый, какого нахрапом не возьмешь.

– Боюсь, что вынужден предоставить вам гадать идальше, – сказал он добродушно.

– До чего в полиции любят скрытничать!

– Не только в полиции. Думаю, мистер Кракенторп, если бвам постараться, вы вспомнили бы, чем занимались в ту пятницу. Конечно, у васмогут быть причины уклоняться…

– На эту удочку меня не поймать, инспектор. Да,разумеется, очень подозрительно, что я не помню, – весьма и весьма, но чтоподелаешь! Хотя – минуточку! Я же на той неделе ездил в Лидс, останавливался вгостинице неподалеку от ратуши – не припомню, как называется, но это вамустановить совсем просто. Это могло быть как раз в ту пятницу.

– Проверим, – бесстрастно сказал инспектор.

Он встал.

– Обидно, что наше сотрудничество оказалось стольмалопродуктивным, мистер Кракенторп.

– А мне как обидно! Вот вам, понимаете ли, Седрик сжелезным алиби на своей Ивисе и Гарольд, у которого весь день, без сомнения,расписан по часам, – то деловая встреча, то официальный обед, и вот оня, – без всякого алиби. Печально. И все это – такая глупость! Я уже вамсказал, я людей не убиваю. Да и зачем мне убивать какую-то неизвестную женщину?С какой целью? Даже если предположить, что убитая – вдова Эдмунда, ради чего быкто-то из нас вздумал ее прикончить? Добро бы еще она за Гарольда вышла вовремя войны и неожиданно объявилась снова, тогда для добропорядочного Гарольдаэто могло бы представлять неудобство – двоеженство и тому подобное. Но Эдмунд?Да мы бы только порадовались, заставив папашу раскошелиться немного на еесодержание и приличную школу для ее парня. Отец и рвал бы, и метал, но какоткажешься, – неудобно. Так вы не выпьете на посошок, инспектор? Уверены?Что ж, очень жаль, что не смог быть вам полезен.

– Послушайте, сэр, знаете что?

Инспектор Краддок оглянулся на своего взволнованногосержанта.

– Да, Уэзеролл, в чем дело?

– Я его вычислил, сэр. Этого господинчика. Думал, думал– никак, и вдруг осенило. Это же он был замешан в истории с консервами вместе сДикки Роджерсом! Так и не уличили его ни в чем – сумел вывернуться. И в Сохокое с кем сообща крутил дела. Скандал с часами, махинации с соверенами вИталии.

Конечно! Теперь Краддок сообразил, почему с самого началафизиономия Альфреда показалась ему смутно знакомой. Все это было мелкоежульничество, доказать ничего не удалось ни разу. Альфред предпочитал держатьсяна обочине аферы, с невинным и внешне убедительным доводом, объясняющим его причастностьк ней. Но полиция не сомневалась, что свой доход – пусть небольшой, нопостоянный – от этих делишек он имеет.

– Это отчасти проливает свет на положение вещей, –сказал Краддок.

– Считаете, его рук дело?

– Я не сказал бы, что он по типу их тех, кто совершитубийство. Но это объясняет другое – что помешало ему предъявить мне свое алиби.

– Да, в этом смысле, похоже, дела его швах.

– Как раз нет, – сказал Краддок. – Совсемнеглупо вести такую линию – твердо заявить, что не помнишь, и точка. Разве малотаких, кто не упомнит, что делал и где был всего неделю назад? Особенно хорошэтот метод, когда ты не жаждешь привлекать внимание к тому, как и с кемпроводишь время, общаясь, например, в шоферской забегаловке с дружками ДиккиРоджерса.