Легкое дыхание - Иван Бунин

Гриша хотел уже вставать, как в столовой послышались тяжелыешаги Петра Алексеевича. Он что-то невнятно приказывал лакею, который звенелключами, отворяя шкап.

— Гриша! — раздался вдруг его голос в гостиной.Гриша не ответил.

Петр Алексеевич подошел к порогу и раздвинул портьеры. Онбыл в шляпе и крылатке, которая сползла у него с плеч.

— Ты спишь? — спросил он.

— Нет, — ответил Гриша и нахмурился. — А что?

— Да так… Я, знаешь, хотел спросить кое-что…

— Именно?

— Именно… Гм!.. Ну, да все равно… Я хотел тебе сказатьвот что: не замечал ли ты, что свинья — одно из самых иронических животных?…Это во-первых…

Язык Петра Алексеевича заплетался.

— Во-вторых, я зашел к тебе на минутку… —продолжал он медленно. — Я хотел тебе передать, что встретил сейчасКаменского… В город, брат, уже прет!.. И знаешь, что он мне сказал? Он сказал,что я — новая интеллигенция, так называемая «честная», но со всеми признакамисамого обыкновенного буржуя, то есть настоящей свиньи… И что будто этопорождение последних дней… Это недурно! А главное, изречение!

И тоном Каменского Петр Алексеевич прибавил:

— «Ибо ради вас Имя Божие хулится у язычников!..» Кактебе это нравится?

Гриша молчал.

— Молчишь? — опять заговорил ПетрАлексеевич. — Молчи, брат! Только знаешь что? Ты о себе подумай… подумай илучше застрелись, если ничего не выдумаешь… Непременно застрелись, если нестанешь ничем иным, как иронизирующей свиньей!

Дождь лил, ровно и однообразно шумя по траве и деревьям.Мягкими переливами звучал под дождем голос иволги.

Гриша лежал на кровати и зло, загадочно улыбался…

1895

Слышишь, как жалобно кричит чайка над шумящим, взволнованнымморем?

В туманной дали, на западе, теряются его темные воды; втуманную даль, на север, уходит каменистый берег. Холодно и ветрено. Глухой шумзыби, то ослабевая, то усиливаясь, — точно ропот соснового бора, когда поего вершинам идет и разрастается буря, — глубокими и величавыми вздохамиразносится вместе с криками чайки… Видишь, как бесприютно вьется она в тускломосеннем тумане, качаясь по холодному ветру на упругих крыльях? Это к непогоде.

День с самого утра хмурится. Здесь, на этом неприветливомсеверном море, на его пустынных островах и прибрежьях, круглый год ненастье.Теперь же осень, а север еще печальнее осенью. Море угрюмо вздулось истановится темно-железного цвета. Издали необозримая равнина его кажется вышеберега, она уходит в туманный простор на запад, а ветер все быстрее гонит сзапада волны и далеко разносит крик чайки.

— Кри-э! — жалобно и пронзительно звучит по ветру.

Утром она беспокойно и криво летала над самым прибоем. Моренепрерывно крутящимися валами окаймляло берег. Здесь оно, налетая на него сгрохотом и шумом, рыло под собою гравий, там, как кипящий снег, рассыпалось сшипеньем и широко излизывалось на берег, но тотчас же скользило, как стекло,назад, подпирая собою новый крутящийся вал, а вдали расшибалось о камни ивысоко взвивалось в воздух. И далеко гудел берег от прибоя… Чайка с крикомбросалась между волнами, плавно скользя по воде в их ухабы, выносилась на новойволне до высокого гребня и вплетала вся в брызгах и пейс. Ветер вольно носил еенизко над морем.

Но потом она словно устала. Надвигается ненастный вечер, ибессильно качается чайка по ветру, все дальше уходит, белея в тумане, от берегав море… Слышишь, как жалобно раздаются ее радостные стенания?

Вот она уже еле-еле виднеется в сумраке. Быстро спускаетсятемная бурная ночь; чаще и чаще мелькают в море седые космы пены. Шум прибоярастет, ледяной ветер вздымает и бешено срывает волны, разнося по воздухубрызги и резкий запах моря.

— Кри-э!.. — доносится откуда-то издалека, снизу.

Слушай, я расскажу тебе, под шум бушующего северного моря,старую северную легенду.

I

Было это давно, в незапамятное время.

У холодного северного моря жила молодая и сильная Велга. Назакат были воды, на восток — песчаный берег, близко за селением сходившийся снебом. Что было там, к востоку, Велга не знала и не хотела знать. Она никогдане ходила к востоку. Не ходил и отец ее, не ходила и мать, не ходила и старшаясестра, Снеггар. Они знали только море.

Возле моря прошло детство Велги. Быстро прошло оно, и веселобыло ей в детстве! Зимой, когда море только под самым краем неба чернеловолнами, а у берегов было покрыто белым снегом, Велга спала в мягком гагачьемпуху и, просыпаясь, видела перед собой живой свет очага среди темной и низкойхижины. Летом, когда светит солнце, дует теплый ветер и вода легко плещется вморе, Велга искала на песках яички зуйков и плавунчиков или бегала к прибою,ложилась ничком на берег, а волны с шумом обдавали ее… Так забавлялась оналетом, и всегда с Велгой были Ирвальд и Снеггар.

Толстая Снеггар часто смеялась и пела, да не умела она такзвонко кричать и так смело кидаться в шумящее море, как Велга. Но Ирвальд умел,и раз Велга сказала ему:

— Отчего ты не брат мне, Ирвальд? Отчего у меня нетбрата, которого я любила бы так, как тебя, Ирвальд? Я бы не скучали без тебядолгую зиму.

Он взглянул на нее, улыбнулся и вдруг кинулся к морю.

— Смотри, смотри: гагара! — закричал он ей.

И они, как истер, гнались друг за другом, убегали туда, гден прибрежных пещерах звонко раздается голос, где у берега громоздятся высокиескалы, а тяжелая вода с шумом поднимается и скользит между ними, шипит и кипит,опускаясь, и с журчаньем, струями сливается с плоского камня. Там дразнили ониволны, близко подбегая к ним…

Зачем так быстро прошло детство Велги?

Все нетерпеливее проводила она долгие зимы в хижине, занесеннойснегом. Стало ей четырнадцать лет, а Ирвальду — шестнадцать, и часто уходил онтеперь за рыбой в море. Но зато как радовалась Велга, когда Ирвальдвозвращался!

— Милый Ирвальд, — говорила она ему, — мнехочется плакать, что так долго тебя не было, и хочется смеяться, что я опятьвижу тебя!

Но уж выросла и Снеггар большая. Ирвальд забывать стал оВелге. Он часто сидел возле Снеггар и глядел в ее веселое лицо. А Велга издалиследила за ними. Не хотелось ей при сестре разговаривать с Ирвальдом. Но, когдаон уходил по берегу к своему дому, Велга догоняла его и провожала до самогопорога.

— Милый Ирвальд, — говорила она ему, — зачемты так долго сидел возле Снеггар? Зачем горе мешает моей радости?

И стала Велга петь на берегу моря звонкие песни сквозьслезы. А когда с ней встречались подруги, она замолкала, и лицо ее становилосьсурово и гордо.