«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984 - Кир Булычев

А потом прочел где-то, что насекомые не могут стать разумными. Это было доказано мне популярно, и я с готовностью в это поверил. Да и новых романов о муравьях что-то не попадалось… И вот сейчас, в мире Агаш и Луш, я увидел, как громадные, чуть ниже человеческого роста муравьи, ведут куда-то людей.

Круглые головы насекомых, вытянутые вперед острым концом, круглые тельца и тонкие лапки придавали вечерней картине зловещий оттенок кошмара… И вот тогда мне пришло в голову — а не сон ли все это? Процессия тянулась мимо. Еще телеги, кучка муравьев с копьями, закрытый возок, снова муравьи… В толпе крестьян, которых гнали перед телегами, лесника не было.

Я не мог поверить, что лесник погиб. А может, он лежит раненый на телеге?

Я снова углубился в чащу. Там уже было почти темно. Через несколько шагов под ногу попал сучок, который хлопнул, словно противопехотная мииа. Я метнулся глубже в лес: если они за мной погонятся, мне не убежать, я слишком устал. И тут же понял, что лес кончился.

Я стоял на краю леса, глядя, как колонна, полускрытая облаком пыли, втягивается на широкую пустошь. Впереди, отражая закатные облака, блестела сиреневым и оранжевым река. За рекой поднималась невысокая, почти правильной, конусообразной формы гора. Далеко, у самой реки, стояло еще несколько муравьев, их панцири отблескивали закатным светом. Стражники стали подгонять колонну, носороги потянули быстрее, а я не решился выйти на открытое место.

Пока я стоял, размышляя, что же делать дальше, встречающие муравьи подошли к колонне. Муравьи скопились у крытого возка и, когда его дверца раскрылась, оттуда вытащили человека. Это был Сергей Иванович. Я различил зеленую гимнастерку, седеющий ежик волос. Так и должно было быть.

Я не согласился с лесником, не перешел на его сторону. Все сомнения, кипевшие во мне, остались, но они были заглушены Необходимостью. Цивилизованному человеку стыдно оставить собрата в беде, хоть я и не вступал в отношения с этим миром. Я должен был спасти лесника, даже если все теории вероятности против меня. В отличие от Сергея Ивановича я не могу устраивать здесь восстания и скрываться в лесу с Кривым. Я не свой, я тут же начну рассуждать о правомочности своих действий и приду к выводу, что решать такие вопросы-должен не я, а кто-то другой, кто Отвечает, кто Подготовлен. Хотя кто, черт возьми, правомочен или подготовлен? Любое невмешательство это только особый вид вмешательства, зачастую более лицемерный, потому что и невмешательство тоже кому-то нужно.

Увидев Сергея Ивановича, я успокоился. Я не представлял еще, как выручу его, но не сомневался, что выручу. Хотя бы для этого пришлось здесь застрять на месяц. Я забыл, что не знаю языка, что каждый встречный отличит меня за версту, что я зверски голоден, что у меня ноги подкашиваются от усталости.

Я следил за колонной до тех пор, пока она не пересекла мост и не скрылась в горе. Над пустошью, расползаясь от реки, поднимался туман, смешанный с пылью. За рекой загорелся тусклый огонек. Быстро холодало. Вокрут было пусто, и в лесу, за моей спиной, раздался вой. Я вспомнил о некулах. Я был зол на себя за то, что не похоронил мальчишку, — до него могут добраться эти твари.

Я снял с плеча ружье, вышел на пустошь и через несколько минут был у реки.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

11.⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Еще не совсем стемнело, к тому же вышла луна. Дорога спускалась к реке, но на мосту стоял муравей с длинным копьем. Увидев его, я свернул с дороги и добрался до реки метрах в двухстах от моста. Низкий берег терялся в осоке, и, когда я попытался выйти к воде, ноги начали вязнуть в иле; пришлось довольно долго брести по берегу, прежде чем отыскался участок песчаного дна. Там река разливалась широко, посредине ее был островок. Я надеялся, что река неглубока.

До островка я добрался довольно быстро, хотя и промок по пояс; впрочем, ночь не грозила заморозками, так что не страшно, можно пережить. Зато в протоке, отделявшей островок от дальнего берега, меня ждали испытания. Протока была узкой, рукой подать до черного обрывчика, опушенного кустами. Первый шаг погрузил меня по колени, вторым я ушел по бедра. Течение здесь было куда быстрее, чем в широком русле, меня сносило, и я знал уже, что со следующим шагом потеряю равновесие. Тогда я поднял руку с ружьем и в полном отчаянии оттолкнулся — тут же меня понесло: одной рукой выгребать было трудно. Я хлебнул воды, но ружья не окунул.

В конце концов на тот берег я все-таки выбрался, подняв больше шума, чем стадо слонов, переходящее Ганг. Но промок я настолько, что пришлось, засев в кустах, выжимать, дрожа от холода, все, что на мне было. Самое печальное — промокли сигареты, а ведь именно сигарета возродила бы меня: дрожали не только руки и ноги, но и селезенка и прочие внутренние части тела.

Все еще дрожа, я натянул разбухшие ботинки на мокрые носки. До отвращения холодные брюки и рубашка прилипли к телу. Я старался отвлечься от телесных невзгод мыслями о том, что ждет меня впереди, но мысли получались кургузыми и менее всего я был похож на полководца перед решающим сражением. Поглядел бы на меня мой московский шеф Ланда — вот уж сейчас мне не позавидуешь.

В этом разлившемся через бездну миров и человеческих судеб вечере были затеряны, разобщены и связаны лишь моим эфемерным существованием — словно рождены моим воображением — люди, никогда не видевшие друг друга: Маша, погибшая полвека назад, и Луш, стоящая у плетня за озером и глядящая на лесную дорогу, тетя Алена, листающая семейный альбом, и тетя Агаш, замершая в в черной щели; и Сергей, попавший в плен к муравьям, и мальчик, умерший, потому что пошел со мной.

Все эти судьбы словно плотиной отделили меня от моих институтских друзей и недругов. Вот только понять бы, насколько реальна эта плотина…

Звездная россыпь обрывалась, очерчивая черный горб горы — муравейник, в котором я разыщу лесника. Луна подсветила черные дыры входов в холм. Они были редко разбросаны по всей стометровой высоте откоса. Самый большой вход был внизу — прямо передо мной.

Моя миссия была совершенно бессмысленной, и, если бы я не так замерз, то догадался бы