Глеб Белозерский - Лев Демин

- Скажи, Глеб… Я у тебя единственная?

Глеб ответил поцелуем. А она продолжала спрашивать:

- Скажи, я единственная? Русич может иметь две жены, много жен, целый гарем?

- Князь Владимир сперва был язычником и имел много жен. А крестившись, взял одну-единственную, греческую царевну. Наша религия запрещает многоженство.

Феодора поняла, вернее, догадалась, о чем идет речь. Она порывисто обняла мужа, стала целовать его.

- Я рада, мой князь… что ты у меня есть. Ты мой единственный. Ты вырвал меня из этого страшного мира, который зовется Ордой. Ведь жизнь там - рабство. Женщина там рабыня. Ее могут продать, выгнать, сделать наложницей, не считаясь ни с ее волей, ни с чувствами, не спрашивая ее согласия. Такая участь постигла мою маму. Такая же участь могла постичь и меня. Но ты вошел в мою жизнь, как добрый витязь из сказки, и взял меня. Спасибо тебе, добрый витязь, мой единственный.

Глеб Василькович вслушивался в торопливый шепот жены, не понимая ее слов, лишь в общих чертах улавливая смысл. Феодора рада, что покинула Орду. Она вспомнила мать и выразила удовлетворение, что ее не постигла горькая судьба матери. Ее вызволил он, Глеб, русский князь.

А Феодора продолжала:

- У тебя никогда не будет гарема с наложницами. Я твоя единственная. Как это прекрасно! Я нарожаю тебе много, много детей, сыновей и дочерей.

Глеб еще долго слушал прерывистый шепот жены. А когда Феодора умолкла, спросил:

- Говорят, твоего отца умертвили, чтобы угодить Берке, который сам хотел занять ханский трон. Это правда?

- Повтори, Глеб, я не все поняла.

- Может быть, позвать…

- Нет, не надо никого звать. Я уже поняла. Судьба моего отца, Сартака? Его умертвили люди Берке, который рвался к трону. Я даже знаю, кто это сделал.

- Кто?

- Один из приближенных Сартака, который обычно подавал ему напитки. Однажды он подал хану чашу с соком…

- И что?

- Первая жена Сартака, моя приемная мать, случайно видела, как приближенный подсыпал что-то в чашу. Очевидно, это был яд. Отец проболел несколько дней и умер. А вскоре тот приближенный, который подносил бокал, исчез. Теперь ты понимаешь, Глеб, с какой радостью я покинула этот страшный мир - Орду. Как я благодарна тебе…

Пошли лесистые берега. Миновали устье широкой Камы. Сделали остановку в Нижнем Новгороде, пополнили запас продовольствия. Двое вызволенных из плена уроженцев окрестных сел захотели покинуть караван, надеясь отыскать своих близких. Глеб не стал их удерживать - скатертью дорога. Подавляющее большинство освобожденных полонян готово было сопровождать белозерского князя до его вотчины.

Мелькают приволжские города, городки, села: Городец, Юрьевец, Кострома… В Городце у одного из бывших полонян отыскалась жена с детьми. Другой узнал о смерти жены, но нашел дочь-вдову с двумя детьми. Оба попросили князя Глеба взять их в свой караван: видимо, надеялись, что в Белоозере их ожидает более сносное житье. Глеб распорядился потесниться и принять всех просителей. В тесноте - не в обиде.

В Ярославле Каллистрат принялся разыскивать сына Владимира. Но тщетно: Ярославль - город не самый малый, мужиков, кои носят имя Владимир, много. Те, к кому он обращался, говорили:

Ты, мил человек, хотя бы обличие своего Владимира описал. Мал или высок ростом? Борода рыжая ай какая?

- Откуда мне знать? - сокрушался Каллистрат. - Расстался с ним, когда парнишка был в двухлетнем возрасте. Наверное, на меня похож, коли он мой сынок.

- Ненадежно как-то. Ничего-то, дядя, нет в тебе примечательного.

- Может, были у твоего сына прозвища или клички?

- - Откуда у двухлетнего несмышленыша прозвища. Когда к Ярославлю приблизилось ханское войско, я переправил сынка к сестре за Волгу, в село Кокорино. Там все обитатели зовутся Кокориными.

- Постой, постой. Говоришь, Кокорины?

- Точно. Все село Кокорины.

- Не Володька ли это Кокорин с Лодейного двора? Молодой еще. Бородка заметная пока не выросла. А корабел уже умелый. Женился на дочери старого мастера, правая рука у него.

- Может, это и впрямь мой Володька. Своди меня к нему.

Владимир Кокорин, молодой корабел, и впрямь оказался родным сыном Каллистрата. Даже внешне походил на него. Встретил сдержанно: отцовские черты в памяти не удержались.

- Как живешь, сынок? - робко спросил Каллистрат.

- Видишь, сыт, одет, обут. У хозяина на хорошем счету. Жена сынка родила.

- А я по старой части тружусь. Портняжничаю. Не желаешь с семейством своим в Белоозеро отправиться? Тамошний князь Глеб ко мне расположен. Будет и к тебе благосклонен, когда узнает, что ты мой сынок.

- Что я там стану делать, - возразил Владимир. - Спасибо за приглашение, отец. Но к Ярославлю я накрепко привязан, пустил здесь глубокие корни.

- Понимаю. Коли так крепко прирос к Ярославлю, приезжай погостить.

- Если выберется время.

- А сынка покажешь?

- С превеликой радостью, отец. Валерьяном назвали… А тем временем Глеб Василькович и Феодора посетили княжеский терем. Незадолго до их приезда в Ярославле умер тамошний князь Константин Всеволодович, рано одряхлевший и бездетный. Не оставил сыновей и его старший брат Василий, княживший перед Константином. Единственный сын Василия, носивший то же самое имя, умер в раннем детстве. Оставалась только его дочь Марья, девушка на выданье лет пятнадцати.

Линия ярославских князей состояла в близком родстве с ростовскими Васильковичами. Ярославские князья, братья Всеволодовичи Василий и Константин, приходились Васильковичам двоюродными братьями и имели общего деда, князя Ростовского Константина Всеволодовича, сына Всеволода Большое Гнездо. Поскольку с кончиной последнего из ярославских братьев Всеволодовичей (сыновей Всеволода Константиновича) Константина мужская линия пресекалась, братья Васильковичи могли рассматривать ярославский удел как выморочный и претендовать на него. Правда, у Василия Всеволодовича осталась племянница Марья. Но можно ли считать ее наследницей ярославского стола? Не становился ли теперь ярославский удел общим достоянием всей ростовской ветви Рюриковичей?

Глеб Василькович рассчитывал не только выразить Марье Васильевне и ее матери Ксении соболезнование по случаю кончины князя Константина, но и разузнать - каковы намерения ярославской верхушки относительно дальнейшей судьбы удела. Глеб не спешил, как говорится, сразу брать быка за рога и вести нелегкий разговор. Сперва он посетил с женой кафедральный собор, где покоился прах князя Константина. Ему показалось, что княгиня Ксения, невестка покойного, и сопровождавшие ее ярославские бояре, принимали Глеба Васильковича настороженно, ожидая от него разговора о судьбе их удела.

Когда вышли из храма и устремились в княжеские палаты, Глеб сказал Ксении: