Неизвестная война императора Николая I - Владимир Шигин

Современный защитник Грейга и ее сожительницы Леи николаевский инженер Ю.С. Крючков издал немало книг и написал немало статей в защиту своих любимых героев, попутно обвиняя во всех грехах всех, кто воевал с черноморской мафией (Лазарева и его сотоварищей, Даля и иных). Любопытно, что в «деле Даля» Крючков пытается самым бессовестным образом извратить причину, по которой молодой мичман мог решиться на столь отчаянный поступок, как сатира на адмирала и его любовницу. Истинная причина весьма прозрачна – фантастическое воровство и беспредел грейговской банды, вдохновляемой и направляемой его любовницей. Уж не знаю, кривит душой Ю.С. Крючков или на самом деле верит в собственную блажь, но в своей книжке «На грани веков» (Николаев: Издательство Ирины Гудым, 2007) он пишет следующее: «Вся эта история как-то выпадает из рассуждений здравого смысла. В самом деле, два брата, Владимир и Карл Дали, оба моряки самого низшего чина, оба служат в Николаеве. С младшим Карлом в дружеских и творческих отношениях находится Главный командир Черноморского флота и военный губернатор города вице-адмирал Грейг, их самый старший начальник. Карл вхож в дом адмирала, вместе с ним и с главным астрономом Кнорре они по ночам проводят астрономические наблюдения в домашней обсерватории Грейга, вместе делают открытия и публикуют их. Владимир Даль также дружен с Кнорре. Не может быть, чтобы он также не был в числе желанных персон в доме адмирала, тем более, что Дали дружат также с Анной Зонтаг, женой Егора Зонтага, американца на русской службе, флаг-капитана Грейга, командира его яхты. Зайцевский, друг Даля и Пушкина, братья Рогули – все эти молодые моряки окружают Грейга; их объединяет общий интерес к литературе и поэзии, который, по-видимому, разделяет и Грейг – человек высокой культуры, знакомый с Пушкиным и встречавшийся с ним в Одессе у Воронцова. Все они прекрасно служат и при поддержке Грейга продвигаются по службе, сделав впоследствии заслуженную карьеру (кроме Карла Даля, который рано умер). И вдруг один из них пишет мерзкие стишки на жену своего главного начальника, с которой он и хорошо знаком, и которого она принимает в доме адмирала (неспроста полиция добивалась у Даля ответа, знает ли он “ту женщину”). В чем же причина? Нет, не желание “изобличить” порядки на флоте, безобразия и прочее. Их ведь в стишках нет, этих изобличений. Почему-то и мимо Порудоминского (биограф Даля, автор книги о нем в серии ЖЗЛ. – В.Ш.) прошло незамеченным, что Мараки понадобился в обоих пасквилях только в качестве зацепки, что стишки направлены против одного лишь человека – Юлии Михайловны. Несмотря на их низкий профессиональный уровень, они крепко сбиты одной идеей и всем строем выводят к Юлии. Писал их не “графоман-самородок”, а умный человек, причем с аналитическим умом. И по стилю оба стишка совпадают. И писались они, по-видимому, одновременно и по одной программе. Писал их не столько поэт, сколько ученый, который всё «мерзопакостное» содержание пасквилей умело разложил по полочкам. Таким умом обладал В.И. Даль – будущий составитель словаря, аналитик и синтезатор. Так что же его заставило это сделать? Я сейчас выскажу естественную мысль, которая до сих пор никем еще не излагалась. Даль и Юлия были почти одногодки (разница около полугода). В год появления пасквилей им было по 22. Она еще не Юлия Михайловна Грейг, жена адмирала, а “полька – не полька”, “Юлька – не Юлька”, Лейка, тайная сожительница с намеками на темное прошлое, обворожительно красивая, но окруженная ореолом сплетен и догадок. Даль – молодой самоуверенный мичман с некоторыми литературными задатками и острым критическим взглядом на окружавшее его николаевское общество. У него уже небольшое реноме поэта, писателя-сатирика, чьи пьески ставит молодежь Николаева. В его возрасте мечтают о любви, добиваются расположения женщин, хвастают своими победами в узком кругу друзей (вспомним Пушкина в эти годы). Возможно, Владимир Даль был влюблен в Юлию, как это часто бывало, когда молодые адъютанты влюблялись в жен и дочерей своих генералов и адмиралов, Юлия не отвечает ему взаимностью, храня верность адмиралу. А возможно, что Даль мог и просто решить, что добьется близкого расположения Юлии, наслышавшись о ее якобы легковесном прошлом. Можно лишь предположить, что в обоих случаях Юлия дала отпор самовлюбленному мичману, а в последнем варианте – и очень резкий. Нездоровое честолюбие Даля было задето. Молодости свойственен максимализм. Он решил отомстить, и сделал это продуманно, жестоко и мерзко. Это только версия. Но она имеет право на жизнь больше, чем другие. Чтобы оскорбить молодую, красивую женщину, близкую к адмиралу, самому высокому своему начальнику, не задумываясь над последствиями для нее и для себя, нужны были мотивы, и очень серьезные. Иначе просто так, ни за что оскорбить женщину мог только троглодит, ущербный ублюдок (каков стиль! – В.Ш.), но Даль им не был. Следовательно, должна быть причина, которая заставила его мстить, невзирая ни на что. А это – только неудача на любовной почве, это чувство унижения, связанное с отказом в притязаниях».

Итак, в версии Ю.С. Крючкова, Владимир Иванович Даль – будущий знаменитый лингвист, почетный академик, «Казак Луганский», автор великого «Толкового словаря живого великорусского языка», человек, имя которого навечно будет произноситься с благовением каждым русским человеком, представляется всего-навсего злобным параноиком, который стремится ни за что ни про что оклеветать и оскорбить идеальную женщину Лею, только за то, что она отвергла его грязные домогательства. За такие необоснованные и мерзкие обвинения в былые времена били канделябром… Увы, теперь можно вполне безопасно, сидя в незалежном Николаеве, поливать грязью и великих русских флотоводцев лазаревской школы, и великого собирателя русского слова только за то, что они встали в свое время на защиту государственных интересов России.

Кстати, история с Далем была далеко не единственной. Время от времени молодые офицеры пытались что-то предпринять, хотя практически всегда их благие намерения выходили им боком. Весьма характерной выглядит история с мичманом Александром Спицыным. Молодой офицер отличался принципиальностью. В 1830 году он служил на брандвахтенной бригантине в Сухумском порту. В один из дней командир послал его проверить документы и фактический груз пришедшего в порт турецкого судна. Спицын не ограничился формальным отношением к заданию, а «вывернул турок наизнанку». В результате в трюмах судна были обнаружены три черкесских эмиссара, пробиравшихся к Шамилю, и контрабандный груз для имама: сталь, сера, оружие. За проявленную бдительность и ревность к службе Спицын был поощрен и переведен на брандвахту в Николаев. И тут-то разразился скандал. Когда в порт пришло очередное иностранное судно, Спицын отправился его досматривать и обнаружил груды контрабанды. На судно немедленно примчался таможенный аудитор, некто Михайлов, который вначале пытался уговорить Спицына закрыть глаза на контрабанду, а затем стал угрожать расправой. Спицын в долгу не остался и, отлупив аудитора, выбросил его за борт. После этого Грейг с подачи своей супруги немедленно арестовал не в меру ретивого мичмана. Следствие длилось полтора года, и в конце концов Спицын был осужден на два месяца содержания в крепости. Спицыну просто повезло, так как именно в это время на Черноморском флоте произошла смена руководства, и адмирал Лазарев буквально вытащил мичмана из тюрьмы.

В данной истории любопытна личность самого Спицына. Впоследствии этот блестящий офицер будет блестяще командовать фрегатом «Кагул» в Синопском сражении, а во время обороны Севастополя станет командиром самого страшного 4-го бастиона, на котором получит четыре ранения, но не покинет поля боя. Впоследствии А.П. Спицын в течении двадцати лет будет исполнять должность керченского градоначальника и дослужится до чина полного адмирала. При этом на всех должностях современники отмечали его большую личную храбрость, честность и обостренное чувство справедливости.