Добыть Тарковского. Неинтеллигентные рассказы - Павел Селуков

— Но у меня на сберкнижке. Давайте я схожу сниму, а вы пока ставьте?

— Идите. Поставлю. Идите-идите! Мне еще весь район обходить.

Витя скинул с плеча сумку и полез за счетчиком. Едва старуха ушла, он заполнил договор, прогулялся по квартире и заглянул в гостиную. В гостиной Витя открыл шкаф и увидел медали. Медалей было много. «За отвагу», «Героя», «Красного знамени» и еще какие-то. То ли мужа, то ли брата. Не ее ведь? Не может быть, чтобы ее. Ей лет семьдесят, по возрасту не подходит. Витя вспотел и сел на диван считать в уме: 2018 минус 70. Получилось 1948. Или ей не семьдесят? Восемьдесят? Но тогда 1938 выходит. Соплюшка, какие ей медали? Разведчица юная? Да какая разведчица юная? В шесть лет, что ли? Спросить? А как спросить, не говоря, что медали видел? Нужны деньги-то. Очень нужны. Но если она немцев била, а я... Как-то это совсем. В зоне Витя не работал и прочел много исторических книг. К победе русского народа над немцами он относился с глубоким религиозным чувством. Когда старуха вернулась с деньгами, Витя совершил нравственный подвиг — сказал, что счетчик не подходит, и велел обратиться в ТСЖ. То есть направил старуху официальной тропой обретения газового счетчика. Быстренько сунув счетчик, фум-ленту и договор в сумку, Витя радостно покинул квартиру. Первое доброе дело в жизни воодушевило его. Он целый день хотел о нем кому-нибудь рассказать, а рассказывать было некому. Вечером он рассказал обо всем брату. Борис равнодушно выслушал и ушел к себе в комнату. Витя поел и отправился в душ. Пока он был в душе, Борис залез в его сумку и нашел договор с адресом старухи. Опытного наркомана взволновал рассказ о медалях, которые на черном рынке могли стоить баснословных денег. На следующий день он ограбил старуху, представившись вчерашним газовиком. Из рассказа Вити он знал, где лежат медали, и просто забрал их, связав хозяйку. Одну медаль он продал в тот же день знакомому золотнику. Остальные приволок домой, но, будучи пьяным и обожранным, спрятал их недостаточно тщательно, тупо сунул в кухонный шкаф за пачку соды.

Борис был занят «солевой» шалавой, которую привел с собой ради орального секса. Он вовсю отвисал с девушкой в своей комнате, когда с работы вернулся Витя. У Вити болело горло, потому что вчера он натрескался ледяного пива по случаю первого в жизни доброго поступка. Короче, он полез за содой для полоскания и нашел кулек с медалями. Витя их сразу узнал и все понял. А еще он почему-то понял, что старухи уже нет в живых. Он долго стоял на кухне и смотрел на нож, прислушиваясь к музыке, доносившейся из комнаты брата. Она была дальней в квартире и дверью своей выходила в комнату Вити. Дверь открывалась наружу. Прикинув это в уме, Витя сделал следующее: подпер своим диваном дверь из комнаты Бориса, принес с кухни средство для розжига, облил им диван и поджег. Пламя занялось мгновенно. Схватив медали, Витя поехал на Нагорный. На Нагорном он поднялся к старухе, положил медали под дверь, позвонил и убежал. То есть сбежал этажом ниже, чтобы посмотреть между пролетами и убедиться, что их заберут. Он хотел вернуть медали в лоно семьи, даже если старуха мертва. Ему почему-то казалось это очень важным. Витя чуть не закричал, когда в щелке мелькнул халат старухи. Жива?! А брат? Зачем я брата поджег, дурак? Витя полетел на Пролетарку. Квартира выгорела дотла. Брат выжил. Девушка тоже. Третий этаж все-таки. Спрыгнули, сломали ноги, уехали на скорой в больницу. А Витя сел на лавку и задумался оцепенело — что со мной не так, где я повернул не туда? А потом поднялся в квартиру, оценил ущерб и чуть не повесился на проводе. Но не повесился. Потому что он ведь медали вернул, может, и ему что обломится? Ну, от судьбы. Или там Господа Бога? После больницы Борис стал жить по наркопритонам. Витя бросил продавать счетчики, намыкался по «синим» хатам, а потом сошелся с одной девушкой и поселился у нее. Он работает грузчиком в «Терминале» и до сих пор продает сгоревшую квартиру.

Алексей шел по улице с желанием на остром лице кого-нибудь очеловечить. Дул ноябрьский ветер. Несмелое утро выглядывало из-за туч. Алексей шел не один, потому что был под завязку набит принципами. На самом деле принципы были не его. Он приобрел их в библейской протестантской школе, куда попал сразу после реабилитационного центра, где лечился от наркотической привязанности. Лечить привязанность, когда она нежная и взаимная, очень непросто. Протестанты ангажируют для этой цели Бога. Хотя честнее называть их пятидесятниками, потому что лютеране и кальвинисты не молятся на иных языках. Пятидесятники — молятся. «Алавенто сунту турлано виндо гиркуно» — говорят они иногда, осененные Святым Духом. Будучи человеком далеким как от пятидесятников, так и от Святого Духа, я не берусь их судить. Знаю только, что они возятся с наркоманами и алкашами, то есть в русле социальной нагрузки представляют для общества некоторую ценность. Pax vobiscum, как говорил мой дедушка, выколачивая дерьмо из бабушки.

Отучившись в библейской школе, Алексей вернулся на Пролетарку. Перво-наперво он хотел спасти Колю Афганца. В далекие девяностые Коля был боевиком «Саланга» — пермского союза афганцев. Ходил в соболиной боярской шапке. Ездил на красном мерседесе. Летал в Болгарию. Безмерно употреблял героин. Ультрамодный человек в ту пору. К 2009 году его дела уже десять лет, как пошатнулись. Странно было бы им не пошатнуться после отмены таможенных льгот, за счет которых и расцвели союзы афганцев по всей России. Алексей пришел к Коле и обнаружил его черным от героина и опухшим от водки. Коля пытался слезть с иглы дедовским способом — перекочевать в алкоголики. Однако слезание получалось неубедительным, как слезание с брусьев, когда предварительно отшиб о них яйца. Алексей спасал Колю часа два. Сыпал цитатами из Библии. Коля равнодушно икал. Тогда Алексей заговорил про Иисуса. «Тебе просто нужно полюбить Иисуса, и Иисус полюбит тебя в ответ», — сказал он. Коля напрягся. Он был испорчен миром и многие вещи понимал в лоб. Разлепив губы, он спросил:

— Ты пидор, что ли?

Алексей уставился. Он не понял вопроса, хотя сам вопрос его возмутил. Все-таки Алексею было тридцать пять, шесть из которых он провел в зоне. Однако огонь неофитства пылал, и Алексей сдержался. Произнести слово «пидор» он не мог, потому что Иисус не велел материться. Подобрав синоним, он сказал:

— Почему педераст?

— Иисус же мужик. А вы друг друга любите, как псы.

— Платонически любим. Он же Богочеловек.

— Чё?

— Чё — платонически или чё — Богочеловек?

— Оба.

— Платонически — это как ты любишь «Амкар». А Богочеловек — это когда папа Бог, а мама — простая еврейская женщина.

— Евреев я люблю.

— Почему?

— Им два раза повторять не надо.

Коля выразительно показал глазами на дверь. Его явно тяготили религиозные диспуты. Алексей почуял, что друг от него ускользает, и выложил козыри на стол.

— Поедешь в ребцентр, Колян? Перекумаришь, в баньке попаришься. Познакомишься с Иисусом. Потом в церковь пойдешь, на работу устроят. Начнешь жизнь с чистого листа. Бесплатно.