Свой ключ от чужой двери - Инна Бачинская

– Откуда вы знаете? – прошептал умирающий.

– Но это же так очевидно, сын мой! Зачем мужчине так много женщин? Успокойся, я отпускаю тебе все твои прегрешения, вольные и невольные. Аминь.

– Любил, наверное, – сказал я наконец.

– А почему детей не было?

Дети? У Лии? У декоративных красавиц детей не бывает. Беременность, роды – это работа. Это выпадение из активной жизни на пару лет. А я… Хотел ли я детей? С Лией? Ответ был однозначен – нет! С Лией я детей не хотел. С Сонечкой – пожалуй, но только не с Лией. Да и с Сонечкой не хотел, чего там греха таить. Не хотел! Я с ужасом представлял себе пеленки, вопли, бессонные ночи… Нет! Мне хватало студентов. Как все эгоисты, я хотел быть центром своего мирка и уступать это место никому не собирался. Ведьма читала по моему лицу, как по книге.

– Да, дети – это головная боль. А почему же вы были вместе, когда прошла любовь?

Я пожал плечами. Так как-то…

– Лень было разводиться? Вячеслав Михайлович, а вы в принципе способны на сильное чувство? Ненависть? Любовь? Желание мстить?

– Разве что в принципе…

Я задумался. Почему-то в памяти всплыла щекастая физия Витьки Сунькова из тридцатого дома, который в детстве отнимал у меня лопатку и ведерко. И не только. Он еще толкал меня, я опрокидывался на спину и лежал, хныча, пока не прибегала нянька. Она поднимала меня с земли, отряхивала и набрасывалась на Витьку, которому было хоть бы хны. Мне не было больно, я лежал потому, что понимал маленьким своим умишком уже тогда: если встать, то придется отвечать обидчику. Тоже толкнуть или швырнуть чем-нибудь. А если не вставать, то ответит нянька. Однажды воспитательница в детском саду, решив наказать меня за медлительность, применила интересный педагогический прием. Она заставила детей одевать меня на прогулку. Я не помню, что она говорила при этом, но уверен, что комментарий был соответствующий. Дети надели на меня свитер, пальто, валенки с калошами, повязали шарф. Дома я радостно похвастался родителям, что меня одевала вся группа. Соль педприема ускользнула от меня.

Мне повезло в жизни. Мне не нужно было расталкивать окружающих, чтобы урвать кус пожирнее. У меня все было изначально. Я, правда, и сам много занимался… и вообще, но старт у меня все-таки был – родители, социальный статус. А если бы я, как Стас, жил в одной комнате в общежитии с пьющим отцом, рабочим речного порта, и крикливой, рано состарившейся матерью, уборщицей в том же порту? Получился бы из меня второй Стас?

– Сильное чувство? – повторил я.

Желание мстить? Ненависть? Что такое месть? Это уже потом, когда бывает поздно что-либо изменить. А сразу? Ответить ударом на удар? Дать в морду? Накидать по чавке? Стукнуть ведерком по тыкве? А он – сдачи. А ты ему! И не лежать лапками кверху, как дохлый жук, притворяясь, что очень больно, в ожидании няньки.

– Знаете, – сказал я вдруг неожиданно для себя, – Лия была незаурядным человеком. – Лия мертвая не вызывала во мне ни досады, ни презрения, а только печаль.

– Чем же?

– Она была поразительно… – Я запнулся в поисках слов для выражения чувства. – Поразительно жизнелюбива! Она все делала с удовольствием и даже восторгом. Утром пила кофе, закрывая глаза от наслаждения, впивалась зубами в кусок жареного мяса, любила пожирнее и с кровью, нисколько не заботясь о фигуре, как дикарь, страстно любила яркие тряпки и побрякушки, обожала застолья, танцы, флирт, после первой же рюмки начинала хохотать. Любимый ребенок природы, не знакомый ни с сомнениями, ни с моралью, ни с добродетелями. Ее сестра Нонна называла Лию «городским красавцем» – был такой социальный институт в Древней Греции. Где бы она ни появлялась, вокруг нее сразу же собиралась толпа, а она принимала это как должное и любила. По-моему, ей даже не завидовали, настолько явно было ее превосходство. А ей не приходило в голову, что она не имеет права на восхищение, потому что красота – это не ее заслуга, это выигрыш по лотерейному билету. Лия была… крепким и здоровым организмом, излучавшим мощный животный магнетизм…

Я замолчал, осознав, что Лии больше нет. Мне пришло в голову, что толпа автоматически отождествляет красоту с добротой, подсознательно считая, что совершенство физическое и совершенство моральное идут в одной связке. Величайшее заблуждение всех времен и народов! Нужно будет развить эту тему в дневнике…

– Огонь!

– Что? – не понял я.

– Она была, как огонь! – повторила Ведьма.

– Да, пожалуй, – неуверенно согласился я, – но огонь холодный, который не греет.

– Стас подходил ей больше!

– Да уж…

– Вячеслав Михайлович, вы до последней минуты крутились в фонде, и, как ни мало вы наблюдательны, тем не менее какие-то мысли о том, почему его убили, у вас должны быть. Дверь его кабинета была открыта ключом, замок не взломан… Или он сам впустил убийцу, или у того был ключ и он шарил в кабинете Стаса тайком…

– Зачем? – Я решил не обращать внимания на глагол «крутились», хотя мне он показался обидным.

– Зачем? А мы зачем? Знаете, Вячеслав Михайлович, как можно перевести деньги со счета фонда на любой другой? Информация в наш век решает исход любой войны, а тут речь всего-навсего идет о деньгах. Существует четкая схема, как в задачке для пятого класса про поезда А и Б, для перевода денег из одного банка в другой через Интернет. Не буду обременять вас ненужными деталями, хочу только заметить, что при правильно и четко сформулированной задаче это не составляет большого труда. Нужно просто покопаться в компьютере шефа, желательно когда никого вокруг не будет. И некто занимался именно этим, когда Стас его застукал… Тот услышал шаги и спрятался…

– Ну и сидел бы себе, пока Стас не уйдет. Кстати, откуда это все вам так хорошо известно? Вы же художник!

Я вложил в последнюю фразу весь сарказм, на который был способен.

– Не вышло. Стас его заметил. – Она не обратила ни малейшего внимания на мой вопрос. – В наше время нужно уметь считать и обладать функциональной грамотностью, Вячеслав Михайлович, а то сделают, как лоха, а вы даже не почешетесь. Причем речь идет не о добыче воришки-карманника. Кто там у вас в фонде трудится? Давайте по порядку… Вряд ли это был чужой.

* * *

Она спустилась из своей спальни в новом облике. Третьем. Или четвертом? Официальный черный костюм, белая блузка, скромная нитка жемчуга, очки в узкой темно-красной оправе. Почти без грима, строгая, деловитая. С элегантной черной сумкой через плечо.

– Прощайте, Вячеслав Михайлович!

– Вы куда? – вырвалось у меня.

– Не пугайтесь, я вас не брошу! (Подлая!) В библиотеку, познакомиться с материалами местной гиены фарса Ариадны… как ее?

– Я против! – сказал я твердо. – Выдавать себя за другое лицо с целью добычи информации – уголовно наказуемое деяние.

– Вы правы, – легко согласилась она, – можно влететь. Ждите, я скоро. Если не вернусь к вечеру, немедленно звоните следопыту Николаю. Телефон помните?