Когда запоют мертвецы - Уна Харт

– Настоящий драуг, – говорил меж тем Эйрик, – будет выглядеть в точности так, как его нашли. Если человек повесился и у него с ноги упал башмак, то и являться он будет наполовину босым. Или вот, к примеру, была одна девица, что утонула в море. Рыбаки обнаружили ее, всю синюю и раздувшуюся, а на руке у нее была красная рукавица. Другую, должно быть, унесло в море. Ее прозвали «красноручка» – за то, что являлась людям с одной рукавицей.

Отчего-то Магнус не сомневался, что эти истории Эйрик не придумал: были и висельник с башмаком, и утопленница с рукавицей. Дети слушали молча, и в скудном освещении неясно было, напуганы они или заворожены ровным голосом рассказчика.

– А кто знает, как следует поступать, если драуг оказался у вас на пороге? – Он поймал взгляд Магнуса и подмигнул ему. – Vigilate et audite, amicus meus.

Повинуясь, Магнус прислушался. Теперь звук шагов за окном звучал совершенно отчетливо. Поступь была тяжелой и медлительной, как будто вокруг дома бродил очень старый и больной человек, едва волочивший ноги. Чьи-то когти скребли то по стенам, то по крыше, словно пришелец пытался расковырять дерн или проникнуть внутрь сквозь дымовые щели. Магнус приблизил лицо к окну, за которым мелькнула чья-то тень, но кожа была недостаточно тонкой, чтобы различить силуэт.

Потрескивали в огне сухие водоросли, и от каждой резкой искры Сигрид вздрагивала. Ее губы плотно сжались, а глаза округлились в страхе. Отложив вязание, она прижала к себе одной рукой старшую дочь.

– Это она? Явилась по наши души, спаси нас всемилостивый Господь?

– Не бойся, дитя мое, – обратился к ней Эйрик, склоняясь так близко, что это становилось почти неприличным. Он заглянул ей в глаза, и от этого взгляда Сигрид обмерла, как ягненок в грозу. – Она уже здесь.

Он живо провел пальцем женщине по губам, рисуя символ, помешавший ей закричать, когда в дверь кто-то коротко стукнул.

– Мертвые не стучат, как живые, – пояснил Эйрик, вставая на ноги и потягиваясь. Магнус понимал тревогу Сигрид, онемевшей от заклятия. Она вверила свою судьбу и судьбу своих детей двоим юнцам, которые вовсе не походили на великанов, способных победить озверевшего драуга.

Эйрик подошел к двери, прислушиваясь к тому, что творится снаружи. Магнус тоже приблизился, осторожно перешагнув через плетеные игрушки. Рядом с ведром запах мочи сбивал с ног. Эйрик протянул другу белый платок и жестом показал, чтобы тот спрятал его под кофту. Только убедившись, что Магнус проделал это, он одним резким движением распахнул дверь.

На пороге стояла Гюнна. Даже в блеклом свете луны ее невозможно было принять за кого-то другого. Платье на ней было завязано до самой шеи, так что синяки на коже оставались неразличимы, но Магнус так точно помнил их расположение, что мог бы нарисовать, если бы его попросили. Чьи кулаки так искорежили ее плоть, оставалось только гадать, но, похоже, именно в дом этого человека покойница и пришла. Лицо у женщины было застывшим, как полагается мертвецу, но глаза вращались яростно, как у овцы, которую связали и обездвижили перед забоем.

Эйрик отступил на шаг, давая Гюнне войти. Драуга всегда полагается пропускать вперед. Ни в коем случае нельзя дать ему зайти тебе за спину – покойнику понадобится лишь несколько мгновений, чтобы наброситься на живого и растерзать его.

Взгляд Гюнны блуждал по лицам присутствующих в бадстове, не останавливаясь ни на мгновение, так что невозможно было определить, кто интересовал ее больше всего. Под ее ногами скрипел мусор на земляном полу. Шагала она, почти не сгибая колени, как будто собственный вес лишал ее гибкости. Покойница, если взглянуть на нее отрешенно, была не страшнее живой женщины, которая больна проказой или чумой. Видали в Исландии созданий и более зловещих, но Сигрид задохнулась от ужаса, зажав себе рот ладонью, не зная, что она не сможет заорать, даже если захочет. Мальчишки на полу заплакали, а старшая девочка прижала к себе младенца, словно собиралась не защитить его, а выставить перед собой как щит.

– Как видишь, твоего обидчика тут нет, – сказал Эйрик умиротворяющим голосом. – Ты разорвала его на части и расшвыряла вдоль дороги, помнишь? Одну ногу вправо, другую – влево. По мне, так он достаточно наказан. Что скажешь, Гюнна Энундардоттир? Если я налью тебе отличного крепкого пива и помогу улечься обратно в могилу, перестанешь терзать эту семью?

Магнус вдруг поймал себя на том, что не дышит. Он смотрел в лицо покойницы, на ее свалявшиеся в колтуны волосы, похожие на овечью шерсть после зимы, на платье с пятнами земли, и ждал ответа.

Эйрик всегда сперва пытался договориться с драугами. Хотя считалось, что в оживших мертвецах не осталось ни крупицы бессмертной человеческой души, давно отлетевшей в Царствие Божье, Эйрик верил, что смерть сама по себе не делает людей злыми. В этой его вере было, пожалуй, больше христианского, чем в рассуждениях большинства пасторов, что слышал Магнус. Может, поэтому он доверял своему другу, даже когда не до конца понимал его мотивы.

Нечеловеческим усилием Гюнна прекратила вращать глазами. Не моргая, она уставилась на старшую дочь Сигрид – ту, что сидела ближе всех к матери и прижимала к себе сверток с младенцем. Несколько раз мертвая женщина силилась открыть рот, но ее губы точно слиплись, а из груди доносилось лишь мычание, от которого даже Магнуса пробирала дрожь.

– Налей-ка гостье воды, – велел Эйрик вдове. Хотя голос его звучал учтиво, взгляда от покойницы он не отводил ни на секунду. Сигрид попыталась встать, но от страха ноги ее не держали, и она снова рухнула на кровать, так что просьбу пришлось исполнять Магнусу. Он осторожно поднес Гюнне черпак, стараясь, чтобы рука не дрожала и вода не расплескалась. Покойница на посуду так и не взглянула, лишь нащупала холодными твердыми пальцами сначала кисть священника, а затем ручку черпака. Конечности Гюнны гнулись плохо – она с видимым трудом, помогая себе другой рукой, согнула локоть, чтобы дотянуться до края посуды, а губы и зубы раздвинула пальцами. Наконец женщине удалось сделать несколько больших глотков, и внутри у нее что-то забулькало и забурлило, как в горячем источнике.

Допив воду, Гюнна вытерла рукавом синюшный рот и повернула голову сначала в сторону Эйрика, а затем внимательно осмотрела каждого из детей Сигрид. Когда она заговорила, голос звучал глухо и тихо, а внутри все еще клокотала жидкость.

– Корт извел моих детей. Я изведу его род.

Эйрик опередил Магнуса. Последний полагал, что двигаться Гюнна будет неуклюже и неспешно, но она с неожиданной прытью кинулась вперед, на девочку с младенцем, вероятно, найдя в ней самую легкую мишень. Однако Эйрик ловко наступил ей на юбку, и покойница, споткнувшись, рухнула на пол с таким грохотом, будто весила как дюжина баранов. В один прыжок Эйрик оказался в углу, где дети справляли нужду, и, схватив ведро, выплеснул его содержимое на спину драугу. Магнус инстинктивно отскочил назад, чтобы на него не попали нечистоты. Он не терпел никакой грязи на коже или одежде, отчего не раз становился предметом шуток в семинарии. Даже под угрозой смерти больше всего Магнус опасался испачкать свой плащ.