Каштановый человечек - Сорен Свейструп

– Ну и что…

– Следовательно, она не из-за этого решила сбежать. И снова я задаю вопрос: по какой причине ваша жена решила расстаться с вами? Почему упаковала вещи в сумку и…

– Да не знаю я! Вы задали вопрос, и я назвал единственную, как я понимаю, возможную причину, черт побери!

Вспышка гнева Сайер-Лассена представляется Хессу лишь чересчур эмоциональной реакцией на вопросы Тули́н. С другой стороны, не исключено, что чувак просто не в состоянии свести концы с концами. День выдался долгий, и Хесс чувствует, что продолжать допрос не имеет смысла.

– Спасибо, закончим на этом. Если вспомните что-нибудь еще, немедленно свяжитесь с нами. О’кей?

Сайер-Лассен благодарно кивает, и Хесс, хотя и повернулся к Тули́н спиной, чтобы взять свою куртку, чувствует, что она готова послать его к чертям собачьим. К счастью, в этот момент в разговор вмешивается еще один голос.

– Can I take the girls out to buy ice cream?[22]

Это нянечка спустилась со второго этажа вместе с девочками, одетыми для прогулки. Хесс с Тули́н уже допросили ее. Вчера она видела Анне только с утра, в обеденное время находилась в храме независимой филиппинской церкви, а после обеда Анне позвонила ей и сказала, что сама заберет дочерей. Им стало ясно, что нянечка с большим уважением относится не только к семейству Сайер-Лассенов, но и к полиции тоже, почему Хесс и решил, что, по-видимому, у нее не всё в порядке с видом на жительство. Младшую девочку она несла на одной руке, а другой держала за руку старшую. У обеих малышек глазки красные, заплаканные, и Эрик Сайер-Лассен, встав с места, подходит к ним:

– Yes. Good idea, Judith. Thank you[23].

Эрик Сайер-Лассен гладит одну из дочек по головке и улыбается другой, какой-то неестественной улыбкой, и все они вчетвером направляются к выходу из кухни.

– Я сама решу, когда заканчивать допрос. – Тули́н подходит вплотную к Хессу, так что он не может избежать испытующего взгляда ее карих глаз.

– В любом случае мы были с ним вместе вчера, когда на его жену напали, так что наверняка он невиновен.

– Нам нужно найти связь между двумя жертвами. Одна сменила замок, другая собиралась бежать.

– А я ищу не связь. Я ищу преступника.

Хесс собирается зайти в гостиную, чтобы переговорить с криминалистами, однако Тули́н преграждает ему дорогу:

– Давай разберемся сейчас. У тебя проблемы со всем этим? С тем, что мы работаем вместе и нам приходится согласовывать наши действия?

– Нет, у меня нет с этим никаких проблем. Но давай поделим обязанности, а то мы всю дорогу занимаемся перетягиванием каната, как два мудака.

– Я не помешаю? – Натурального белого цвета раздвижная дверь отъезжает в сторону, и в холле появляется Генц в белом «скафандре» и со своим всегдашним спецчемоданчиком в руке. – Мы заканчиваем. Никого не хочу заранее разочаровывать, но на данный момент мы нашли мало чего полезного, как, впрочем, и в случае с Лаурой Кьер. Самое главное – это следы крови в трещинках в полу в холле. Но эти следы не свежие и не соответствуют группе крови Анне Сайер-Лассен; в общем, я думаю, они к делу не относятся.

Позади Генца в некоторых трещинках пола под лучом фосфоресцирующей лампы светятся зеленоватым светом частички люминола[24], и один из криминалистов снимает их на камеру.

– Откуда на полу холла взялись следы крови? – Тули́н обращает свой вопрос к Сайер-Лассену, возвратившемуся из кухни и рассеянно подбирающему разбросанные детские игрушки.

– Если они у лестницы на второй этаж, то это, наверное, кровь Софии, нашей старшей. Она пару месяцев назад упала и сломала нос и ключицу.

– Похоже на правду. Да, кстати, Хесс, должен передать тебе привет от наших отдельских устроителей рождественского обеда и благодарность за поросенка.

Генц возвращается к своим одетым в белое «космонавтам» и закрывает за собой раздвижную дверь. Хесса пронзает мысль, и он обращает испытующий взгляд на хозяина дома, однако Найя опережает его:

– В какую больницу госпитализировали Софию?

– В Центральную. Всего на несколько дней.

– В какое отделение? – теперь уже вопрос задает Хесс.

То обстоятельство, что оба сыщика внезапно заинтересовались этой темой, явно приводит Сайер-Лассена в замешательство, и он останавливается посреди холла с трехколесным велосипедом в руках.

– В детское, по-моему. Но в основном этим занималась Анне. Навещала ее там. А почему…

Никто ему не отвечает. Тули́н идет к выходу, и Хесс понимает, что и на сей раз ему не разрешат сесть за руль.

Каждый посетитель детского отделения Центральной клинической больницы на улице Белильного пруда невольно останавливается у стены коридора, завороженный развешанными на ней бесчисленными большими и маленькими детскими рисунками. И Хесс не исключение. Сколько жизнелюбия и сколько страдания в этом крике ребячьей души… Хесс не в силах оторваться от рисунков, но Тули́н сразу же направляется к стойке медицинского поста.

Когда Эрик Сайер-Лассен сообщил о госпитализации дочери в детское отделение Центральной больницы, оба сыщика вспомнили о записи на доске для памяти в кухне Лауры Кьер. На обратном пути в город Хесс позвонил в детское отделение, и дежурная сестра подтвердила, что и сын Лауры Кьер, и, соответственно, старшая дочь Анне Сайер-Лассен лечились в их стационаре. Сестра, правда, не смогла ответить на вопрос, находились ли они там одновременно. Вот полицейские и приехали, ведь это была единственная ниточка, за которую они могли ухватиться; к тому же Центральная больница находится по дороге в управление. До сих пор день не принес каких-либо существенных для расследования результатов, да и звонок Нюландера, сообщившего, что ни Роза Хартунг, ни ее муж не смогли дополнить уже имевшуюся в их распоряжении информацию об Анне Сайер-Лассен, не прибавил им настроения.

Переговорив с дежурной, Тули́н, не отвечая на вопросительный взгляд Хесса, направляется к столику, где стоит термос с кофе для посетителей.

– Сейчас они попробуют выцепить главврача; в журнале записано, что он занимался обоими детьми.

– Значит, мы сможем поговорить с ним прямо сейчас?

– Не знаю. Но если у тебя есть другие дела, можешь отчаливать. Я тебя не задерживаю.

Хесс не отвечает и нетерпеливо осматривается вокруг. Повсюду – и в коридоре, и в комнате отдыха – полно детей с разного рода недугами. Детей с исцарапанными лицами, перебинтованными руками и загипсованными ногами. Детей без волос на голове, детей в инвалидных колясках, детей со штативами для капельницы. В середине коридора – игровая комната с огромными стеклянными стенами и прикрепленными к синего цвета дверям воздушными шариками и осенними ветками. Услышав поющие детские голоса, Хесс подходит к приоткрытой двери. Двое детей постарше рисуют что-то в одном углу, а группа меньшего возраста сидит полукругом на разноцветных пластиковых табуретках в другом. В центре полукруга стоит на коленях воспитательница, держа в руках планшетку, на которой нарисовано красивое яблоко.