Неспортивное поведение - Рэйчел Ван Дайкен

Я напрягся, чтобы что-то услышать, даже звука ее дыхания было бы достаточно. Но царила тишина.

— Люблю тебя, сестренка, — выдохнул Джекс. — Ты уверена, что не хочешь возвращаться в нашу квартиру?

— Скоро. — Хрен с два она вернется. — У меня бронь еще на несколько дней.

— Люблю тебя.

Дверь закрылась.

Я все время сидел в ванной, думая, размышляя… когда шторку отодвинули, мне не нужно было спрашивать, о чем именно думала Кинси, это было написано на ее лице.

Боль.

Печаль.

Злость.

— Нет. — Это было первое слово, которое я смог произнести.

Кинси нахмурилась, отпустила шторку и скрестила руки на груди.

— Нет? Что «нет»?

— Ты не отправишься ни на какое-то тупое свидание в слепую с каким-нибудь социопатом.

— Кто говорит, что на меня западают только меня социопаты?

Я ухмыльнулся.

Она подняла руки.

— Как бы то ни было, я устала.

— Кинс, постой. — Я чуть не сломал змеевик для полотенец, пытаясь выбраться из ванны. К тому времени, когда мое массивное тело было освобождено, Кинс уже вышла из ванной комнаты и вернулась в спальню, включила телевизор и обняла подушку, устроившись на кровати.

Вздохнув, я подошел к ней и сел.

Кинси отодвинулась.

Я за ней.

Фыркнув, она сердито на меня посмотрела.

— Чего ты хочешь?

— Тебя, — прошептал я. — Только тебя.

Она сглотнула и опустила глаза на пульт от телевизора, ее пальцы были белыми на фоне черных и серых кнопок.

— Нет.

— Да.

— Нет. — У нее на губах появилась улыбка. — Просто друзья.

— Хорошо.

Ее голова дернулась вверх.

— Просто друзья, — я прошептал ей в губы, обхватив ладонями лицо.

Пульт выпал из ее руки на матрас, и она оседлала меня. Ее маленькое тело извивалось, терлось об меня, словно она вечность ждала, чтобы ощутить мой вкус на своем языке.

— Я не собираюсь тобой делиться, — пробормотала я ей в шею. — Не сейчас, ни когда-либо еще. Скажи ему «нет».

Кинси улыбнулась и углубила поцелуй.

— Ты становишься собственником?

— Да, — прорычал я, моя кровь нагрелась до болезненной степени. — Становлюсь, скажи Джексу «нет».

— Или что?

Я шлепнул ее по попке правой рукой и почувствовал, как онемели кончики моих пальцев.

— Прости, рука соскользнула.

Кинси прищурила глаза.

— Соскользнула!? Хрен с два она так соскользнула на мою задницу!

— У тебя очень хорошая задница. — И я снова ее шлепнул.

Кинси взвизгнула, а затем попыталась прижать меня к кровати. Улыбаясь, я перехватил ее руки. Она боролось со мной добрых пять минут, а затем упала на меня.

— Устала, а, Кинс?

— Ты просто огромный.

— Знаю.

Она стукнула меня кулаком по плечу.

— Прекрати воспринимать все с сексуальным подтекстом.

Я потерся об нее бедрами.

— Тогда перестань меня подстрекать.

Глаза Кинс опустились на мой рот.

— Скажи мне, что-то, что является правдой…

— Я ненавижу бегемотов.

— Что-то, что я не смогу узнать, загуглив. — Она скрестила руки на груди.

Я посмотрел ей в глаза, пытаясь определить причины для моей реакции на нее. Меня ежедневно окружало множество красивых женщин, но, по какой-то причине, именно эта девушка, которая была под запретом, похожая на маленький фейерверк — именно она меня зацепила. И я был бессилен остановить мое нисхождение в ад, огонь уже облизывал мое лицо, и все же, я наклонился вперед. Я крал поцелуи, зная, что все плохо закончится. А каким образом все могло закончиться хорошо? Когда я сам не знал, какого черта делаю? Как все могло закончиться хорошо, когда ее брат возненавидит меня на всю жизнь?

— Я не смогу все вернуть назад.

— Что вернуть? — Кинс переплела мои пальцы со своими, наши ладони прижались друг к другу.

Я сорвал еще один медленный поцелуй с ее губ.

— То, что было в Вегасе, — прошептал я. — Мне не жаль. Я хочу ничего возвращать. Я сделал бы это снова. И снова, и снова. Не могу решить, делает ли это меня эгоистом, или просто очень зависимым от того, чего в конечном итоге будет очень трудно отказаться.

— Моя очередь, — объявила Кинси. — Я не хочу, чтобы ты отказывался от меня, — прошептала она, коснувшись губами моего уха.

— Я должен.

— Знаю.

— Еще больше правды…. — Я сильно прижал ее к себе. — Не хочу причинять тебе боль.

— Тогда не причиняй.

— По твоим словам, это так же легко, — прошептал я, рвано вздохнув. У меня сжалось сердце. Боже, я сделаю для нее все, что угодно. Это вселяло страх, — как сделать вдох.

— Миллер, так и должно быть. Ты когда-нибудь думал о том, что, возможно, человек все усложняющий… это ты?

Я сглотнул, а потом облизал губы.

— Я хочу поменять свой первый ответ.

Она нахмурилась.

— О бегемотах?

— Я ненавижу бегемотов, но мой самый большой страх — это потерять кого-то, кто мне небезразличен, того, кого я люблю… того, кто сегодня рядом, а на завтра исчез. И, похоже, со мной что-то не так — я терял тех, кого считал самыми важными в жизни, и стал единственным, кто остался.

Итак, я это сказал.

Никогда не признавал это вслух.

Я не был уверен, что мне нужно было, чтобы эти слова встали между нами. На самом деле, я был чертовски уверен, что хочу вернуть их назад, втянуть их в рот и задержать дыхание, пока не посинею.

Кинси посмотрела мне прямо в глаза, а потом очень медленно, сняла с себя футболку и бросила ее сбоку на кровать.

У меня перехватило дыхание, я не мог пошевелиться, и мне было чертовски больно дышать.

— Что ты делаешь?

— Помогаю тебе побороть твой страх, — хрипло прошептала она и захватила в плен мой рот, затем стянула с меня футболку.

— Возможно, потребуется больше одного раза. — Я перевернул ее на спину.

Она мне ухмыльнулась.

— Хорошо.

ГЛАВА 20

КИНСИ

Я с потрясением осознавала, как именно меня целовал Миллер — со смесью крайней нужды и нежности — словно боялся, что оттолкну его, хотя за пять минут разговора с Джексом знала, что все закончится именно так.

Это не было прощанием.

На самом деле, нет.

Это был риск.

Риск, на который была готова, потому что Миллер мне нравился, потому что я влюблялась в парня, которого видела под всей футбольной хренью. Он был сложнее, чем позволял видеть другим людям, и иногда легче распознать боль в других, когда она напоминает вам о своей собственной.

Я никогда не рассказывала ему о моих призраках.

О своих шрамах.

И мне приходилось задаваться вопросом, знал ли Миллер о них… рискнет ли более охотно тем, что у нас есть… или оттолкнет меня? Потому что