Волчья сотня - Наталья Александрова

– Не пхайся, не пхайся, ваше благородие! –спокойно приговаривал голос рядом. – А будешь безобразить, я тя штыкомпроткну, вот и вся недолга…

Борис оставил попытки освободиться и затих.

– Чего ты с ним возишься, Кособродов? – заговориликрасноармейцы. – Шлепни тут, и все. Документов нет, подозрительныйчеловек, чего с ним цацкаться…

– Документов нет, а по всему видно, что белый, –обстоятельно ответил Кособродов. – Одет во все военное, и ниточки-то вонторчат от погон споротых. И опять же сапог с него приличных и то неснять, – с огорчением заметил он, глядя на ноги Бориса.

После того как Борис босой вернулся к своим от пасечника, вобозе выдали ему взамен новых, из хорошей кожи, сапоги какие были – солдатские,да еще сильно поношенные. Борис посмотрел на Кособродова – пожилого кряжистогокрасноармейца и усмехнулся:

– Соображаешь, дядя.

– Я тебе не дядя, а боец Особого краснознаменного отрядаимени товарища Бакунина,[8] – наставительно заметил Кособродовна ходу.

– А ты сам-то знаешь, кто такой Бакунин? –заинтересовался Борис.

– Красный командир, – ответил Кособродов беззапинки, – порублен белыми, за что и стал героем.

– Ну-ну, – усмехнулся Борис.

– Разговорчики! – строго крикнул Кособродов,услышав в усмешке Бориса обидную нотку. – Ты сам-то кто такой? Вот сейчасв ЧК разберутся, кто ты есть за человек.

– Знаю я, как в вашем ЧК разбираются, –пробормотал Борис себе под нос. При слове «ЧК» тоскливая волна страхашевельнулась где-то в глубине души.

«А Саенко ушел, – размышлял он, – или подстрелили?Тогда плохо».

Он прикинул, не попробовать ли сейчас сбежать. Но далеко лион убежит со связанными руками да с больной головой? Пристрелит его Кособродов,а если промахнется, то городок вон просто напичкан красноармейцами. И откудатолько взялся этот Особый краснознаменный отряд имени товарища Бакунина? А онис Саенко тоже хороши – разоспались в поезде, как дома на перине. Стало быть,если сейчас рвануться в сторону, то это верная смерть. Все его сознание бурнопротестовало против такого шага.

– Ребята, а где сейчас ЧК помещается? – прервалего размышления голос Кособродова, доносившийся до Бориса, как сквозь толщуводы.

Определенно, что-то с ним не то, удар по голове был слишкомсильным.

«Верно, у меня сотрясение мозга, – в смятении подумалБорис. – А впрочем, чего волноваться? Уж из ЧК-то я точно живым не выйду.Так что какая разница, с больной головой расстреляют или со здоровой».

ЧК помещалась в бывшей каталажке, тюрьмой этот домишконазвать было нельзя.

– Вот, – обратился Кособродов к красноармейцу свинтовкой, стоящему на крыльце, – привел подозрительного без документов.

– Проходи! – коротко распорядился тот.

В обшарпанном помещении с голыми стенами сидели на лавках ипрямо на полу какие-то люди. В комнату выходило две двери, одна входная, та,откуда привели Бориса, а другая – куда исчезали люди, вызываемые тощимнемолодым человечком с жиденькими волосиками, одетым в красноармейскую форму.Время от времени человечек появлялся на пороге комнаты с бумагой в руке ивыкрикивал дребезжащим фальцетом фамилию. Названный поднимался и с обреченнымвидом шел на зов. За все время, пока Борис находился в комнате, обратно вышелтолько один старик с растерянными глазами, утирающий обильный пот со лба. Всеостальные исчезли бесследно.

Борису становилось все хуже. В душном помещении, в которомвместо воздуха остался, кажется, только тягучий ужас, он чувствовал, что силыего слабеют. В голове шумело, перед глазами стояла пелена. Он сидел с открытымиглазами, но находился в полубессознательном состоянии. Ему вдруг показалось,что он уже умер и попал в ад. Грязные стены, духота, мерзкий голос,выкрикивающий фамилии, а главное – обреченность на лицах людей, входящих встрашную комнату, чтобы никогда не вернуться, наводили на такую мысль.

Усилием воли Борис стряхнул оцепенение и огляделся. В комнатув это время из маленькой двери, которую Борис вначале и не заметил, вошел ещеодин человек. По тому, как вытянулся красноармеец у входа, Борис признал в немначальство. Поскольку это был первый чекист, которого видел Борис, то онневольно с любопытством принялся наблюдать.

Вошедший был строен, высок, одет в неизменную кожанку. Онокинул всех находящихся в комнате внимательным острым взглядом и остановился наБорисе. Глаза его были холодны и равнодушны, но при виде Бориса в них появилосьнекоторое оживление.

– Кто такой? – обратился он к вышедшему в которыйраз тщедушному глашатаю.

– Взяли без документов, товарищ Черкиз! – доложилтот.

– Ко мне его! – коротко распорядился Черкиз иисчез.

Бориса вне очереди провели в следующую комнату, где стоялпростой стол, за которым сидел человек в расстегнутом френче, а в углу – ещеодин маленький столик, где находилась барышня с пишущей машинкой. Из этойкомнаты была и другая дверь, куда выводили, надо полагать, всех допрашиваемых,куда вывели теперь и Бориса. Он шел по коридору, сопровождаемый красноармейцем,и его преследовал такой обыденный стук пишущей машинки. Миновали лестницу вподвал, откуда слышались крики – очевидно, там находились камеры.

«Неужели они расстреливают прямо здесь? – равнодушноподумал Борис, мысль о смерти не вызывала в нем больше ужаса. – Ах нет,мальчишка же говорил, что возят в какую-то Ольховую Балку…»

Красноармеец остановился и заглянул в дверь, находящуюся вконце коридора.

– Заходи! – приказал он Борису, а сам остался задверью.

Комнатка была маленькая, с голыми стенами, когда-токрашенными серой краской. Теперь краска местами облезла, местами размылась, такчто выглядывали старые доски. Сквозь мутное зарешеченное окошко света попадалонемного. Из мебели в комнате находились грубый дощатый стол и два стула. Столосвещала настольная лампа на красивой бронзовой подставке в виде трех граций, сзеленым абажуром. Лампу явно реквизировали из ближайшего богатого дома.Человек, которого называли Черкизом, сидел за столом и что-то писал. Он кивнулБорису на стул, не поднимая головы. Борис сел и вспомнил, как его несколькомесяцев назад допрашивал в феодосийской контрразведке недоброй памятиштабс-капитан Карнович.

«Интересно, здесь, в ЧК, у них бьют или толькорасстреливают?» – подумал он.

– Итак, – сидевший напротив человек поднял головуи в упор посмотрел на Бориса, – я облегчу вам задачу. Передо мной вам ненужно лгать и изворачиваться, я все равно вам не поверю. Даже если бы у васбыли самые что ни на есть надежные документы и не было следа споротых погон,все равно сразу ясно, что вы – белый офицер.