Волчья сотня - Наталья Александрова

Борис оценил позицию. Теперь уже не удастся убежатьвнезапно. «Хорек» сразу же станет стрелять, а у Саенко винтовка за спиной, покаон ее достанет. Тут из-за поворота показались еще трое красноармейцев. Борисвстретился глазами с Саенко и едва заметно покачал головой.

– Ну, как хотите, – отступил Саенко, – я вону тех товарищей огоньку спрошу.

Пожилой, которому хотелось курить, а табака своего не было,все раздражение из-за поведения своего напарника перенес на Бориса, ругал всюдорогу белую сволочь и обещал, что вскорости сметут их всех с лица земли, какнечисть поганую. Дошли до старого депо. Это было довольно-таки большое здание сжелезными воротами, возле которых толпились женщины. Красноармеец у входа вялоотгонял их, устав уже ругаться. Женщины не уходили, пытались вступить скрасноармейцем в разговор, слышались крики и плач детей, которых матери привелис собой.

– Расступись! – заорал «хорек» и постучал вворота.

Когда ворота приоткрылись, поднялся жуткий крик и визг.Женщины лезли ближе, пытались заглянуть внутрь, выкрикивали имена мужей исыновей.

– Борис! – послышалось вдалеке.

Борис споткнулся и встал на месте.

«Нельзя оглядываться, – внушал он себе, – заметят,узнают, будет только хуже…»

«Хорек» толкнул его в спину прикладом винтовки да еще пнулногой, и перед тем как железные створки ворот захлопнулись, Борис все жеоглянулся на голос. Она стояла там, среди женщин, такая одинокая и беззащитная.Светлые волосы разметались по плечам. Она прижала руки к сердцу и тяжелодышала. Видно, бежала всю дорогу от ЧК до депо, чтобы успеть раньше. Слезытекли не переставая, оставляя на запыленных щеках светлые дорожки.

– Боря, Боренька, – прошептала она, но Борисуслышал.

Помещение, носившее в городе название депо, являлось насамом деле огромным каменным сараем, пол был твердый, возможно, тоже каменный.О том, что раньше это помещение действительно имело отношение к паровозам, говорилиостатки рельсов, что лежали на полу, Борис больно ударился о них коленом,пролетев от толчка похожего на хорька конвоира. Вскочив на ноги, он огляделся.Его окружали высокие серые стены без окон. То есть окна в здании когда-тоимелись, только сейчас они были наглухо заложены кирпичом. Свет попадал впомещение сквозь дыры в крыше. Очевидно, приспособив старое здание под тюрьму,красные озаботились только забить окна и починить ворота, чтобыконтрреволюционные элементы не удрали, остальное их мало волновало.

Помещение было поделено на две неравные половины. Возлеворот образовалось пустое пространство, и чуть справа сидели несколькокрасноармейцев, а рядом стоял пулемет, направленный в глубь депо.Красноармейцами распоряжался матрос в кожанке.

– Чего стал? – рявкнул он на Бориса. –Проходи, не задерживай.

Вся дальняя и большая половина помещения была заполненалюдьми, преимущественно мужчинами, но попадались и женщины – простоволосые и вплатках. Одна старуха сидела в стороне, бормотала про себя молитвы и частокланялась, касаясь лбом пола. Борис пытался найти свободное место у стены, новезде сидели и лежали люди прямо на холодном полу. Он наступил на чью-то руку,его обругали, потом человек сел, зевнул и подвинулся.

– Здравия желаю, ваше благородие! – протянул он,вглядевшись в Бориса. – Присаживайтесь, гостем будете.

«Как это он в полутьме разглядел, что я изблагородных, – думал Борис, усаживаясь на грязном полу, – очевидно, ивпрямь что-то в лице у меня есть, если мальчишка этот, подлец малолетний, сразуопределил, что я офицер, да и Черкиз с первого взгляда понял. И ведь чтоинтересно: офицер-то я офицер, но не кадровый, так что ни выправки у менявоенной, ни еще каких отличий… Значит, что-то в лице есть, раз даже в такомвиде, как сейчас – грязный я весь, воняет от меня после ночевки в сараепомойкой, – а все равно благородием называют…»

От пыли и запаха потных тел Борис закашлялся.

– Вода есть тут? – спросил он соседа, рябогомужика в поддевке.

– Эвон, размечтался! – хмыкнул тот. – Водыему подавай! Может, еще пожрать прикажешь? Сала, колбаски… Не бойсь, вашеблагородие, отощать не успеешь, потому проживешь ты в этом депо от силы двадня.

– Откуда точность такая? – усомнился Борис.

– А вот сам посуди: расстреливать они возят отсюданочью, перед рассветом. Грузовик у них один, и помещается в нем… ну, еслипоплотнее набить, так от силы человек двадцать. А здесь нас… ну, с полсотнинаберется, а то и побольше.

– И никто отсюда не выходит?

– Ну, если бабу какую они себе высмотрят. Так что, несомневайся, скоро и ты поедешь…

– В Ольховую Балку, – докончил Борис.

– Вот и сам все знаешь, – согласился сосед. –Один раз в ночь они рейс делают, на рассвете, потому что если раньше – то темноочень, боятся, что разбежимся мы. А если позже, то бабы рано-рано перед воротамидежурить начинают, надеются, глупые, своих увидеть да еды передать.

– Черт знает что! – вздохнул Борис и сел, уткнувголову в колени.

«Сохраняется необходимость повышения бдительности,решительного пресечения всех контрреволюционных вылазок меньшевиков, эсеров идр.».

В. Ленин. Известия ЦК РКП(б), 191

Начальник специального отдела ЧК Особого краснознаменногокрасноармейского отряда имени знаменитого некогда анархиста Михаила Бакунина,которого бойцы отряда по серости считали героем Гражданской войны, СергейЧеркиз вернулся домой поздно вечером. Стоял он на квартире в бедном доме наокраине городка, так как не позволял себе никаких привилегий. Хозяин домика,сапожник, исчез куда-то еще в восемнадцатом, и теперь оставалась в доме толькоодна старуха, которая тихо доживала на своей половине, мало общаясь с внешниммиром по причине глухоты.

Автомобиль, что привез Черкиза, уехал, нещадно дымя иоглашая ночной город шумом мотора. В окнах домика было темно, чему Черкизнеприятно удивился – он привык, что Варвара всегда поджидала его с ужином,никогда не ложилась, как бы поздно он ни пришел. Проходя под окном, оннедовольно в него стукнул: просыпайся, мол, – но ответа не услышал.Обиделась и теперь сидит в темноте? Он вспомнил, как выставил ее сегодня задверь. Грубо сказал, но справедливо. Что это за манера – являться к нему наслужбу, соваться в кабинет не спросясь. Никакой дисциплины! Еду она, видите ли,принесла, мещанство какое!

Он стукнул в дверь, но она легко отворилась – была незаперта. Это его обозлило – ночью не запирает двери, да что она, право, какребенок малый! Все же в городе неспокойно, много контрреволюционных элементов,да и просто бандиты. В темноте он налетел на ведро, оно покатилось, гремя, Черкизчертыхнулся и крикнул:

– Варвара! Лампу зажги!

Из комнаты послышались звуки, которые говорили о присутствиитам человека, и Черкиз успокоился. Все в порядке, она здесь, просто заснула.Сегодня ему не хотелось ссориться, хотелось провести тихий, спокойный вечер. Онне успел даже удивиться такому своему абсолютно мещанскому желанию, как напороге появилась Варя с керосиновой лампой в руках. Она молча поставила лампуна стол и отошла к окну.