Кровь в моих жилах - Татьяна Лаас

чувства. Его дождь плавно перешел в холодный суходольский.

На крыльце дома Боталовой Светлану ждала промокшая насквозь Баюша. Она кинулась Светлане на руки с воплем:

— Громов в больнице — его насмерть порвал берендей!

Глава восьмая

Все рушится, наверное даже к лучшему

Шумел дождь. Стучали капли по зонту, который над Светланой раскрыл услужливый шофер. А Громова уже нет в живых. Светлана замерла, ничего не понимая:

— Как… Насмерть…

Шофер, стоически воспринимавший говорящую кошку, сказал:

— Мертвых везут в анатомический театр.

Баяша буркнула, косясь на парня желтыми, горящими в темноте глазами:

— Синица сказал. Насмерть. В губернскую больницу.

— Если только Синица сказал… — Светлана помнила: он был скор на выводы. Надо было спешно нестись в больницу — баюша еще может успеть. Только денег на наемный экипаж не было: не носят княжичи в смокингах деньги. Мишель обещал заплатить позднее. Светлана повернулась к шоферу. Небеса, она даже имени его не знала! — Прошу, вы не отвезете…

Молодой шофер услужливо распахнул дверцу магомобиля:

— Прошу, Светлана Алексеевна. — Прислуга у Волковых была хорошо вышколена. — В миг домчу.

Устроившись на заднем диване в салоне и вытирая пледом мокрую, как мышь, баюшу, Светлана скомандовала ей:

— Рассказывай. — Мысли метались в голове, как летучие мыши, попавшие на свет: почему Громов пошел на берендея, где он вообще нашел так быстро берендея, почему он был один! Наверняка был уверен, что его серебряных пуль хватит на берендея. Самонадеянный глупец. Безумец, а не храбрец. Холер-р-ра!

Баюша, наблюдая, как быстро неслись за окном городские дома, говорила как всегда короткими, от того не совсем понятными фразами:

— Я была занята своими делами. Вернулась в участок. Там белый Синица. Он сказал. Громова и Петрова берендей порвал. Насмерть.

Светлана грустно улыбнулась: Громов все же не безумец, один не пошел, но от этого не легче.

— … Их отвезли в больницу. Надежды нет. Я рванула в больницу. Там все в защитных артефактах. Я не нежить, я живая! Почему вы нас так ненавидите⁈ Почему всюду эти ваши артефакты стоят? А где не стоят — там все окроплено святой водой. Я пыталась пройти. Защита в больнице меня не пускала. Жгла огнем. Пришлось бежать домой. Лариса позвонила на кристальник. А у тебя кристальник не работает!

Баюша вцепилась когтями в руку Светланы — не специально, просто волновалась сильно. Надо же, она Ларисе выдала свой секрет. И шоферу Волковых тоже. Светлана принялась её успокаивающе поглаживать между ушей. Мурчания не добилась, но баюша хоть стала говорить тише и спокойнее:

— Лариса Волковым позвонила. Княжич сказал. Ты едешь уже. Я ждала. Я ждала! А ты все не ехала… — Баюша муркнула беззащитно. — Эх вы, глупые котятки…

Магомобиль припарковался у ярко освещенного входа в больницу. Шофер повернулся к Светлане:

— Светлана Алексеевна…

Она, подхватывая баюшу на руки, выскочила из салона:

— Спасибо, езжайте домой. Больше ничего не нужно! — Она перебежала тротуар, вжимая от надоедливого дождя голову в плечи, и замерла под крышей над невысоким больничным крыльцом. На ступеньке сидел, нахохлившись, изнуренный юродивый. В его руках была зажата надкушенная, промокшая булка. Светлана нахмурилась — она так устала от его криков и попыток поймать её за руки… Он словно преследовал её — она последний год в храм ходила с оглядкой, чаще всего в сопровождении Мишеля, чтобы не было так страшно. Баюша зашевелилась на руках, не понимая почему Светлана замешкалась. Кошка даже в лицо заглянула:

— Что случилось?

Светлана решительно пошла по ступенькам. Юродивый заметил её, чуть подвинулся в сторону, давая дорогу. Мокрый, несчастный, проклятый магическим даром. Светлана прошла мимо него. Он ничего не сказал, только смотрел на неё пустыми, воспаленными глазами. Устал от пророчеств? Или в больнице ему кто-то заблокировал дар, спасая от безумия? Или… Перегорел? Впрочем, какая разница. Не кричит больше: «Кровь!» — пытаясь напасть на Светлану, и ладно.

Она толкнула рукой дверь, выпуская из себя эфир — он резво рванул прочь, выжигая все рядом расположенные артефакты от нежити. Баюша поджала уши, ожидая, что снова сработает предупреждающая сигнализация. Было тихо. Пустой холл с рядом деревянных одинаковых скамеек. Уходящий прочь в обе стороны коридор. Одинаковые двери с табличками. Запах карболки и хлора. И никого.

Баюша не удержалась, сказала то, что Светлана и сама знала:

— Первый ранг. Ты осторожнее. Хочешь оказаться на капище? Обескровленной? Я рядом слягу — не одолею берендея.

Светлана не стала ничего отвечать. Баюша ошибается. Во всем сразу ошибается.

Кошка спрыгнула с её рук и, старательно принюхиваясь, помчалась к боковой лестнице. Светлана пошла за баюшей — где-то за спиной хлопнула дверь, и незнакомый мужской голос спросил:

— Вы куда?

Светлана вместо ответа рванула по ступенькам за кошкой. С охраной, если это она, разберется позже, когда баюша уже будет лечить Громова. Пусть он только продержится до её прихода! Пусть ему хватит сил.

Баюша скрылась где-то далеко.

Новые подметки ботинок скользили на мраморе ступенек. Чтобы не упасть, Светлана судорожно хваталась за перила, и перебирала, перебирала ногами. Ступенька за ступенькой.

Второй этаж. Яркий свет. Запах крови и гноя. Исчезающий за поворотом хвост баюши. Ряды скамеек вдоль стен. Несчастный, прижимающий к груди бумажную папку Синица. Он подскочил со скамьи при виде баюши, увеличивающейся в размерах раз так десять и с силой выбивающей дверь палаты. Впрочем, в палату баюша влетела уже своих обычных размеров. Дверь с грохотом захлопнулась за серым хвостом, чуть не прищемив его.

Светлана промчалась мимо ничего непонимающего парня:

— Синица, я все объясню! Потом!

Из палаты донесся возмущенный мужской крик:

— Кто пустил животное!

«Животное» зашипело от обиды, а потом рявкнуло под странный металлический звон:

— Я баюн!

Светлана влетела в палату, спасая медицинский персонал — они же не со зла пытались поймать баюшу:

— Титулярный советник магуправы Богомилова! Баюна не трогать!

Баюша увернулась от молоденькой медсестры с крестом в руке, толкнула прочь прилетевший в неё металлический лоток и запрыгнула на узкую больничную койку. Бардака в палате больше создали медики, чем баюша. Светлана только охнула, когда кошка приземлилась прямо на грудь Громову. Наверное, это было больно. Впрочем, тому было все равно. Он лежал на кровати бледный и недвижимый, ничуть не отличаясь от мертвеца. Его грудь и живот были сплошь в окровавленных повязках. Простынь стыдливо укрывала только ноги пристава. Берендей, кажется, вскрыл его своими когтями от