Кровь в моих жилах - Татьяна Лаас

обиделась и встала, нависая над Светланой:

— Я все скажу Мишелю. Я скажу о твоей незаконнорожденности! — Она пошла прочь, уверенная, что оставила поле боя за собой.

Светлана сказала ей в спину:

— Если я скажу Мишелю «да!», то только по собственному желанию. И если скажу «нет!», то только сама. Никто меня не заставит. И незаконнорождённость — это немного иное.

Анастасия оглянулась в дверях:

— Ты скажешь: «Нет!»

Светлана лишь махнула рукой:

— Я не боюсь твоих угроз.

— Зря! Кстати, на обед омары. Ты когда-нибудь ела омаров? — Анастасия с грохотом закрыла за собой дверь.

Светлана поморщилась. Понять бы еще, с чего княжна решила, что Мишель сделает Светлане предложение, да еще и сегодня. Нет, он в разговоре по кристальнику намекал, что все-все изменится, но не до такой же степени. На таких, как Светлана, княжичи не женятся. Тут она была спокойна. Анастасия просто навыдумывала себе. Создала из Светланы врага на пустом месте.

Она посмотрела на часы — пора бы и одеваться к обеду. Или взять и забыть про него? Все же унижение. Омар-р-ры… Наверняка, приказали приготовить их, чтобы Светлана показала полное отсутствие манер. Какую еще гадость могут подать, чтобы она села в лужу? Сказать им, что ли, портя аппетит, что еще недавно эти омары, креветки, устрицы были едой бедняков?

Светлана закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Просто не ходить. Просто забыть. Это так легко. Только Громов не поймет. В конце концов она сама вызвалась помочь. Никто её за язык не тянул.

В дверь деликатно постучали. Светлана резко выпрямилась: а вот и княжич со спасительным платьем и каким-нибудь алмазным ожерельем, без которого неприлично появляться за столом.

За дверью привычно раздалось:

— Светлана, свет моей души… Открой, пожалуйста.

— Входи… — разрешила она. Не исчезнет же.

Удивительное дело… Нет, необычное, как сказал бы Громов: руки Мишеля были пусты. Ни платья. Ни парюры, чтобы сразу было видно, что Светлана его содержанка. Даже захудалой бархотки в его руках не было. Он, уже одетый в смокинг, белоснежную сорочку и безупречно повязанную бабочку, выглядел потерянным. Не часто такое бывало с княжичем. Даже улыбку где-то забыл, словно он не Волков.

— Мишель? — не выдержала Светлана. Может, Анастасия перешла в наступление заранее? — Что-то случилось?

Он рывком подошел к ней и почти рухнул на пол, садясь у её ног:

— Анастасия была здесь. — Он не спрашивал. Он утверждал.

— Была, — не стала отрицать очевидного Светлана.

Голос у княжича сел:

— Она сказала, что все знает про незаконнорожденность. — Он холодными пальцами поймал ладонь Светланы и осторожно сжал. — Она и тебе это сказала?

Светлана заставила себя улыбнуться — такого удара она ждала давно, правда, не от Мишеля:

— Не стоит, Мишель, говорить об этом.

— Тебе противно, да? — Его глаза болезненно что-то искали на её лице.

Она пожала плечами: говорить о том, что тот, кого ты всю жизнь называла отцом, совсем не твой отец, было не противно, но неуместно. Да и понимать, что матушка, которую ты всегда любила, просто нагуляла тебя с кем-то другим… Это не противно. Это больно.

Мишель, пугая Светлану своим порывом, ткнулся лбом ей в колени:

— Понимаю. Прости. Я не так представлял себе этот день. Я думал: приятный вечер в кругу семьи. Я думал: тепло общения. Я думал: прогулка под луной, цветы, звезды, твоя рука в моей руке…

Светлана улыбнулась и погладила его по голове: не каждый день узнаешь, что барышня, с которой ты дружил два года, имеет только имя. Все остальное в ней — ложь. Отчество, род — это все одна большая ложь.

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза:

— Но я все же скажу: выходи за меня замуж. Прошу. Я люблю тебя уже два года.

— Я вынуждена сказать нет. Мишель, увы, нет. Ты сам все понимаешь — тебе же Анастасия сказала.

К его чести, он не стал настаивать, хоть Светлана подспудно этого ждала: он любил добиваться всего, чего желал.

Мишель выпрямился и только спросил:

— На обед ты тоже не пойдешь?

Было бы забавно покуражиться на обеде, когда она еще поест омар-р-ров! Но Мишель этого не заслужил. Ему в этой семье дальше жить.

— Ответь честно, Мишель…

— Спрашивай, — отрывисто сказал он. Все же сильно по нему ударила её ложь. Точнее даже не ложь, а простое утаивание фактов.

— Где ты провел всю эту неделю, когда я дежурила вместо тебя?

Он такого вопроса не ожидал — побелел и все же честно признался:

— Дома в Суходольске. Это важно?

— Это очень важно, — встала с кресла Светлана. — Это меняет многое. И ты прав: на ужин я не пойду. Ты должен мне за дежурства на неделе. Будь великодушен: расплатись сейчас — я вызову такси и вернусь в Суходольск.

Мишель дернулся как от пощечины:

— Я не тварь. Я привез — я и увезу. Если я стал противен — тебя отвезет до дома шофер. Я распоряжусь. И не бойся, душа моя. Родным я сам все скажу. И еще… Я уйду из магуправы. Машину подадут к крыльцу через полчаса. Горничную сейчас позову — она поможет собрать вещи. Впрочем… — Его взгляд упал на портплед, так и не разобранный. — Вижу, горничная тебе не нужна.

Она лишь кивнула, подтверждая очевидное.

Домовой примчался во флигель, когда Светлана уже выносила свои вещи, быстро докладывая:

— В городе княжич жил эту неделю.

— А князь?

— Не знаю. Знаю только, что сейчас он орет на княгиню: «Как была ты, Сонька, дурой, так дурой и осталась!» Вот… Кстати, ты тоже того самого… Дура, стал быть. Прости за прямоту. — Он шустро исчез в тенях, боясь получить за «дуру».

На улице накрапывал неожиданный дождь. Бесстрастный лакей раскрыл над Светланой зонт и повел до магомобиля. В этот раз это был лимузин. Надо же.

Строгий, бледный Мишель все же вышел проводить Светлану. Молча. Без зонта.

На втором этаже все окна были заняты любопытствующими. Княжна Анастасия наслаждалась своей властью. Ей никогда не понять тот факт, что Мишель Светлане и не нужен.

— Позаботься о домовом, — попросила Мишеля Светлана.

— Как скажешь, свет моей души.

Она боялась, что он привычно поймает её руку и поцелует на прощание, но Мишель сдержался. Только дождь выдавал его