Искусство мыслить рационально. Шорткаты в математике и в жизни - Маркус Дю Сотой

Эта идея была ключевым элементом некоторых шорткатов, которыми пользовался Макфарлейн, чтобы быстро спуститься с горы в опасных погодных условиях или при приближении ночи: «Когда нужно спуститься с горы побыстрее, потому что портится погода, или в особенности когда есть опасность застрять наверху на ночь, начинаешь искать линию спада, потому что теоретически она должна быть кратчайшим путем вниз, туда, где, вероятно, безопаснее и есть какое-нибудь укрытие».

Но нельзя забывать и об опасностях линии спада: «Линия спада может вести через трещину, а туда лучше не попадать. Я помню множество случаев, когда мне нужно было быстро спускаться, и я сопоставлял преимущества линии спада с другими соображениями безопасности. Иногда это приводило меня к правильным решениям, а иногда – к неправильным. Шорткаты чудесны, но в то же время опасны».

Я спросил, были ли у него особенные случаи, когда его выручали шорткаты.

«Одной из лучших линий спада, которыми я пользовался, был спуск на небольшой лавине, – сказал он. – Мы спускались с одной горы в Шотландии, становилось поздно, и мы вышли на крутой снежный склон, через который мы не смогли бы пройти, если бы там не было снега. Но снег как бы выровнял рельеф и устранил некоторые из препятствий, и он был мягкий, как сахарный песок. Было понятно, что лавина не будет очень большой и разрушительной».

Должен признаться, что эта идея все равно показалась мне пугающей. Обычно лавины – это не то, с чем хочется встретиться в горах.

«Мы видели, что она перенесет нас более или менее безопасным образом футов на 200 ниже[67]. Так что мы просто легли на склон головой вперед и поехали. В результате мы оказались на 200 футов ниже исходной точки, мокрые, но в целости и сохранности. Это была очень удачная оценка рисков. Один из самых головокружительных шорткатов в моей практике».

Какая песня, прозвучавшая в фильме Квентина Тарантино «Бешеные псы», представлена на следующей диаграмме?

Рис. 5.1. «Угадай мелодию» по Венну

Говорят, один рисунок стоит тысячи слов. Если это так, может быть, это действительно самый совершенный шорткат? Во всяком случае так, видимо, считал Леонардо да Винчи: «Сон и голод одолеют поэта прежде, чем он сумеет описать словами то, что художник способен изобразить за мгновение». Письменность – изобретение сравнительно недавнее, но способность интерпретировать смысл визуального изображения развивалась у человека с тех самых пор, как появился наш биологический вид. Например, Twitter показал, что на сообщения, содержащие изображения и видеозаписи, пользователи реагируют в три раза чаще, чем на чисто текстовые. Это, возможно, объясняет, почему более визуально-ориентированные социальные сети, Instagram[68] и ему подобные, все чаще становятся основной платформой для компаний, старающихся быстро и эффективно продавать контент. Хорошо продуманное изображение может быть замечательным шорткатом к выражению ваших мыслей гораздо более действенным образом, чем любые слова, которые вы используете.

В математике тоже случается, что рисунок может выразить идею, которую не способны передать формулы. Многие века математики считали квадратный корень из –1 странной ересью. Общепризнанными мнимые числа стали только благодаря чертежу Гаусса, изображающего их на двумерной карте. Но политическая сила изображений, представляющих числа, по-настоящему проявилась лишь незадолго до смерти Гаусса, наступившей в 1855 году.

Когда Флоренс Найтингейл в ноябре 1854 года прибыла в госпиталь в турецком городе Скутари[69], то, что она там обнаружила, привело ее в ужас. Госпиталь должен был обеспечивать лечение британских военных, раненных в Крымской войне, которая шла уже год. Под его зданием образовалась клоака, ассенизационное оборудование не работало, условия были в высшей степени антисанитарными. Переполненный госпиталь утопал в грязи.

Найтингейл сразу же взялась за улучшение его состояния: она организовала прачечную, наладила поставки материалов и питательной еды. Но это не помогло. Несмотря на все ее усилия, смертность продолжала расти. Найтингейл и другие медсестры, в том числе Мэри Сикол, старательно ухаживали за больными и ранеными, но одного ухода было мало. Затем, через несколько месяцев этой безнадежной битвы, в госпитале появились еще два человека – специалист по лечению холеры доктор Джон Сазерленд и инженер по санитарной технике Роберт Роулинсон. Произведя некоторые исследования, они выявили основную проблему: дело было в водопроводной и канализационной системе. Она была забита трупами животных, и человеческие испражнения протекали из уборных в водяные цистерны. Роулинсон и Сазерленд прочистили всю систему, и ситуация начала заметно изменяться к лучшему.

В результате учреждения Санитарной комиссии, в которой они работали, состояние военных госпиталей быстро улучшалось. Всего за месяц смертность от инфекционных заболеваний сократилась вдвое. За год она упала на 98 процентов: если в январе 1855 года от этих болезней умерли более 2500 человек, то в январе 1856-го – всего 42.

По окончании войны Найтингейл обдумала все то, с чем она столкнулась за предыдущие полтора года. Она понимала, что на войне неизбежна гибель людей в сражениях. Но ей казалось неприемлемым, что гораздо большее число смертей случается из-за болезней. Эти смерти приводили ее в отчаяние: умерли в общей сложности 18 000 человек, многих из которых можно было спасти. Она видела своей задачей добиться долговременного улучшения условий в военных госпиталях, чтобы такого рода трагедия больше никогда не повторилась. Но она знала, что убедить власти в острой необходимости радикальных реформ будет непросто.

Найтингейл сумела добиться аудиенции у королевы Виктории и ее советников. Она постаралась внушить им, что необходимо расследование причин смерти такого количества солдат в госпиталях. Королева и правительство не горели желанием и дальше ворошить случившееся на войне, но к этому времени Найтингейл уже была слишком знаменита. В результате правительство поручило ей составить секретный доклад и представить его на рассмотрение вновь созданной королевской комиссии. Найтингейл хотела принести пользу, но что́ ей следовало написать в докладе? И, что еще важнее, как она могла выразить все те ужасы и трагедии, свидетельницей которых она была в Скутари?

Найтингейл боялась, что правительство не обратит внимания на ее цифры, и понимала, что самые важные факты, обосновывавшие ее призыв к действию, должны бросаться в глаза. Поэтому она создала диаграмму, которую сегодня называют «диаграммой-розой»[70], выделяющую фактическую сторону этих цифр.