Четвёртая четверть - Инна Тронина

— Тогда давай мне коробку, — велела Гета. — Я покажу ребятам из охраны, если попросят. Спасибо тебе, Божок!

Гета сжала мою руку и, наконец, улыбнулась. Зубы у неё красивые — белые, крепкие. Не то, что у других девчонок — сплошь гнилые. Я опять подумал, что Генриетта на парня похожа. Тогда УЗИ не было, но все в один голос предсказывали Ронину сына. Он и накупил всяких голубых вещичек. Но дочь получилась лучше всякого парня.

— Мальчикам мерещится, что папу постараются и здесь достать. Ведь покушение не достигло цели… Я, конечно, в это не верю. И того самого Зубца арестовали. Но его распоряжение могут выполнить оставшиеся на свободе сообщники. Бывает так, что приезжают и добивают. Но это — в обычных больницах. А здесь и на проходной не пропустят, и в здании посты, и непосредственно у палаты. Да и цели своей Зубец достиг. Может, для папы это и хуже, чем гибель. Ведь смерти он никогда не боялся. А безумие считал жуткой карой за проступки, которые человек совершает в своей жизни.

Гета легонько подтолкнула меня в спину, и мы отошли к проходной.

Да, я согласен — госпиталь охраняется на все сто. Сначала Гета долго объясняла на вахте, кто я такой. Показывала танк, который осматривали со всех сторон. Даже чуть не вызвали взрывотехника из ФСБ с собакой. Мне стало смешно. Сам знаю, сколькими способами можно убить человека, и никакая охрана не спасёт. Но видимость они создают, и деньги за это получают.

Какой бы нормальный киллер попёрся с танком через проходную, если бы действительно хотел добить Ронина? Тут лучше всего подкупить медиков. У них-то самый свободный доступ в больницу. И убрали бы его — без шума и пыли. И не откажешься, потому что у всех есть семьи. Кто ради чужого дядьки станет ими рисковать? Тем более что в таком состоянии, как у генерала, всякое возможно. Вряд ли это кого-нибудь удивило бы…

Наконец, нас пропустили. Отдали танк в изрядно помятой коробке. Мы с Гетой пошли по дорожке через парк. Оба молчали. А что говорить? Генриетта в школе устаёт. Я уж знаю, каково сейчас учителям приходится — даже в младших классах. А у неё, Андрей говорит, с коллегами отношения не складываются. Непонятная она, чужая. Разные интеллекты у Геты и прочих педагогов.

Я не совсем понял, и Андрей объяснил:

— Она умная, а те — дуры!

Шеф хочет Гету из школы вытащить и взять к себе в агентство. Там бы она получала много, а не жалкие крохи. Озирский Рониным хотел деньги дать, но они не взяли. Вот если Гета будет в фирме работать и зарплату приносить — тогда другое дело. Из неё и оперативник получится что надо — с такой-то физической подготовкой!

А если Маргарита Петровна не разрешит, можно подобрать должность, не связанную с риском. В этом смысле у шефа руки развязаны. Он что хочет, то и делает. Но Гетка пока никак не решится уйти из школы. Говорит, специально стала учительницей — третьей в семье после тёти Лиды и двоюродной сестры Галины Борисовны. С кондачка такие сложные дела не решаются. Нужно всё хорошенько обдумать. Вот кончится учебный год, и станет ясно, как поступать дальше.

Пока мы шли к палате Ронина, я вспомнил ещё одно своё задание. После массовой драки в Южном порту один из бандитов затаился в больнице. Он там лежал под чужой фамилией, но Андрей имел его фотографию. Мы пришли в больницу с одной из сотрудниц агентства. Она изображала мою мать. А я как будто потерялся в коридорах. Ходил, везде заглядывал, хныкал. Ну, как положено.

В конце концов, увидел я этого бандита на койке, и сразу его опознал. А ведь в справочном отвечали, что к ним никто из Южного порта, да ещё раненый в живот, не поступал. Потом Коробова арестовали и отвезли в больницу при СИЗО «Матросская Тишина». А ведь в больнице тоже охрана стояла, и служба безопасности у них своя была. Один из секьюрити точно был военным отставником. А толку-то? Взял «на лапу», как остальные.

К Ронину, конечно, не подобраться. Но попасть на территорию — ерунда. Между прутьями решётки свободно можно пролезть. Но в это время мы пришли на крыльцо, и Гета открыла дверь.

Тут ей опять пришлось выяснять отношения с парнем в камуфляже. Ему не поступало насчёт меня распоряжение от начальства. Я отошёл, сел на диванчик у кадки с пальмой. Подумал, что дождусь Андрея здесь. Всё-таки под крышей, и в тепле. Я вообще-то холода не боюсь. Зимой меня в шапку не всунешь, а вот сейчас опять знобит.

Гетка стояла уже с тремя военными, упрашивала пропустить меня, а те сомневались. Кругом бегали тётки, нагруженные сумками с всякими гостинцами. Сестричка в голубом халатике на бегу весело мне подмигнула. Правильно военврачи сомневаются, между прочим. Я мал, да удал.

Для Ронина, конечно, никакой опасности не представляю. Пропустить меня можно — ради Геты. Неужели она не знает, кого к отцу ведёт? Умная ведь девчонка, должна меня много раз проверить. Просто не хотят брать на себя ответственность. Трусливые они все какие-то.

М с Гетой познакомились, как я уже говорил, на Кремлёвской ёлке. А на Святки поехали к гадалке, в Дедовск. Звали бабку Анфиса Климовна Курганова. Озирский сказал, что она — не шарлатанка, а потомственная ворожея. Например, умеет гадать по курице. Конечно, и мать, и Гетка тут же загорелись идеей съездить к колдовке.

Бабка велела матери с Генриеттой пойти в курятник. Разложила на полу три кольца — медное, серебряное и золотое. Я присел рядом на корточки. Шеф наблюдал за гаданием с огромным интересом.

Бабка Курганиха, как звали её в деревне, рядом с кольцами положила уголёк, поставила блюдечко с водой. В другое блюдце насыпала раскрошенный хлеб. Гета и моя мать должны были узнать, выйдут ли они замуж. И, если да, каким окажется жених — справным или непутёвым. Для того чтобы гадание получилось правильным, кур надо стаскивать с насеста сонных, в темноте, не выбирая — кому какая попадётся.

— Разведёнка ты, что ль? — спросила Курганиха у матери. — Или девкой родила?

— Я в разводе, — тихо ответила мать, не вдаваясь в подробности.

— Колечко дай! — велела Курганиха.

Мать сняла с пальца кольцо — с бриллиантовой крошкой и красивой резьбой.

— А сын-то у тебя не от мужа! — проворчала гадалка. — Ладно, поглядим, что дальше будет. И ты кольцо дай — повернулась она к Генриетте.

Бабка протянула ладонь — корявую, всю в чёрточках. Гета сняла серебряную «недельку». Мы с матерью решили, что Озирский бабке всё сказал, и с укором взглянули на него. Но Андрей лишь пожал плечами и развёл руки в стороны. Вообще-то, он вряд ли сделает такую подлость.

— Слово офицера, я на эти темы с хозяйкой не говорил! И вообще, впервые её вижу.

— Вы к кому пришли-то? — огрызнулась Курганиха. — Я вас всех насквозь вижу! Девочка у вас хорошая — чистая. Не дай Бог, плохого человека встретит…

Мать с Гетой полезли за курицами. Послышалось истошное кудахтанье, полетели перья. Кажется, кого-то из них кура клюнула. Наконец, с этим разобрались. У Курганихи на руках сидела чёрная курица, у матери — пеструшка, у Геты — белая.