Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна! - Дмитрий Георгиевич Драгилев

class="p1">Когда-то кинематограф соединил в себе возможности сразу нескольких разных приспособлений: волшебного фонаря, камеры обскура, целлулоидной пленки. А если вспомнить, что первым в истории звуковым фильмом была американская кинокартина «Певец джаза», получается весьма символично. Со временем в советских кинотеатрах джаз-оркестры и эстрадные ансамбли стали играть перед началом сеансов. В середине века у «важнейшего из искусств» появился серьезный конкурент – телевидение. «Голубым огонькам» еще только предстояло зажечься, когда отдел массовых жанров Центрального телевидения на Шаболовке стал готовить эстрадные программы к торжественным датам и праздничным дням.

Оркестр Эдди Рознера впервые попал в телеэфир в 1957 году.

М. Успенская в журнале «Музыкальная жизнь» так описывала курьезы во время трансляции:

«К сожалению, большинство режиссеров и операторов слабо разбирались в музыке и ее исполнении. Некоторые… подавали с пульта команды…: “Покажи скрипку! Не эту. Большую. Она на полу между ногами… Трубу! Другую, скрученную…” Один режиссер имел обыкновение менять квадропланы оркестра по счету “раз, два, три” (при этом могло исполняться произведение на две, четыре четверти)».

На экране в сопровождении рознеровского биг-бэнда пела джаз Гюли Чохели, исполнила, в частности, свой новый фирменный номер – буги-вуги «Чей парень ты» в обработке Юрия Саульского на слова Юрия Цейтлина. Рознер шел на риск, не известив худсовет-репертком о появлении очередного американского произведения в репертуаре оркестра. За такую премьеру вскоре пришлось держать ответ перед начальством: руководство Мосэстрады наложило вето. Но песня успела прозвучать, а «царь» легко отделался.

Мосэстрада телевизионщикам не указ, у них были свои шефы и свои светлые головы – еще целый год концерты шли в эфир «вживую», кое-что могло проскочить. Между прочим, засечь подозрительную песню даже на репетиции было невозможно – оркестр в телестудии не репетировал. Но живой эфир есть живой эфир: не повторяли ни передачу, ни отрывки из нее. (Кстати, позже, когда появились «Огоньки» в виде субботних телекафе, к живому эфиру ненадолго вернулись.)

«Новогодние огоньки» – отдельная история. Для «наглядности» забежим вперед, в шестидесятые.

В 1962 году на такой огонек, первый по счету, пригласили оркестр Утесова, причем без Леонида Осиповича. В кадре утесовцы играют околоджазовый номер, опознать их можно (как минимум) благодаря присутствию кларнетиста и саксофониста А. Ривчуна – главного солиста утесовского оркестра.

Музыканты, открывавшие праздничную телепрограмму следующего, 1963 года, явно статисты. За кадром звучит большой симфоджаз, в кадре его нет. Зато какой-то лысеющий товарищ с трубой, в черном костюме (на фоне сайдменов в кремовой униформе) слегка имитирует «царя».

Как выразился Аркадий Арканов, Эдди Рознера в народе «знали без всякого телевидения», и «такая популярность чего-то стоила. Она была дорога». А Михаила Жванецкого «из-за Рознера» даже выгнали из института: Михал Михалыч с приятелем «по сходной цене» перепродал билеты на концерт оркестра. Что касается комиков Никулина, Моргунова и Вицина, эти пытались устроиться к Рознеру на работу. Правда, не в реальной жизни, а в «Новогоднем огоньке» 1965 года.

Троица из комедий Гайдая «просочилась» в струнную группу биг-бэнда. Завидев тележку с шампанским, которую куплетисты Рудаков и Лавров выкатили для гостей студии, Трус, Балбес и Бывалый бросили скрипки и сели за столик. Чтобы вернуть дезертиров, Рознер предложил Рудакову раздать шампанское оркестрантам. Вицин вожделенно облизнулся, Рудаков поманил его жестом: остались, дескать, всего две бутылки. Но блеснуть в джазе «трио» не удалось. «Не в той тональности», – прояснил ситуацию Никулин. «Когда?» – невпопад спросил Моргунов. «Не делайте волны», – добавил Вицин.

Как минимум в трех эпизодах этой телепередачи оркестр Эдди Рознера дан крупным планом. В передаче участвовали Аркадий Райкин, Татьяна Шмыга, Иосиф Кобзон, Муслим Магомаев, Лариса Мондрус, степист Владимир Шубарин, вокальный квартет «Аккорд», клоун Леонид Енгибаров, Майя Кристалинская, молодая диктор Светлана Моргунова… Биг-бэнд Рознера темпераментно исполнил джазовую пьесу, аккомпанировал и другим участникам, из которых в кадре с оркестром можно увидеть только Юлию Пашковскую. Пашковская была ученицей Клавдии Шульженко и супругой Ефима Березина, известного всей стране в качестве участника эстрадного дуэта Тарапунька и Штепсель.

Почему «царь» охотно включал в программу вокальные номера, зачастую стилистически весьма далекие от джаза? Вопрос праздный. Ведь если оркестр задействован в эстрадном концерте (джазовых концертов не было и в помине), значит, он должен показать себя универсальным и квалифицированным аккомпаниатором. Процент джаза не просто регламентировался. «Не-наша-музыка» отпускалась населению под строгим контролем в гомеопатических дозах. Наконец, не забудем, что еще польский бэнд Рознера в гастрольных поездках рекламировался как «ревю-оркестр». Песни имели успех, а успех у широкой аудитории всегда был важен для Эдди. Не дешевый успех, но настоящий шел по самой высокой цене, был необходим как воздух, играл роль эликсира, постоянного стимула.

Алексей Баташев заметил однажды, что эстетика Рознера была в чем-то похожа на творческие воззрения и принципы Арти Шоу: из любого материала стремились сделать «шедевр с точки зрения массового джазового вкуса». Не комментируя справедливость подобного утверждения, не вдаваясь в подробности, кроется в нем комплимент или упрек, хочется задать вопрос: так ли уж это плохо? С Арти Шоу, Александром Варламовым, Гленном Миллером нашего героя роднило умение использовать скрипки в джазе (смычковые инструменты для них никогда не были компромиссом или самоцелью, но интересной оркестровой краской). С Миллером объединяла и другая черта, которую Джордж Саймон, биограф великого американца, назвал стремлением быть нужным, востребованным, мастером на все руки.

На рубеже 60-х в стране становятся заметны ростки бардовского движения. Вряд ли многие джазмены проявили внимание к новому жанру. У Эдди такой интерес возник сразу же.

Поэт Инна Лиснянская вспоминала в «Российской газете», что Рознер заинтересовался «Песенкой об Арбате» Булата Окуджавы, которую услышал на магнитофонной ленте. Предложил, однако, написать другую музыку к ней. Окуджава пребывал в сомнениях:

– Как ты думаешь, Инна, отдать «Арбат» или нет? – спросил он Лиснянскую. – Может быть, «Арбат», пусть и не с моей музыкой, пробьет дорогу остальным песням? Есть ли смысл?

Лиснянская возразила:

– Ни в коем случае! Нет никакого смысла!.. Да тебя лет через пять вся страна запоет!

– Запоют меня или нет, музыки своей никому не отдам, – вынес вердикт Окуджава.

Неудача с Булатом не обескуражила Эдди. Наверное, можно было попробовать подружиться с Галичем, который напоминал Рознера внешне, или, скажем, с Визбором, объяснявшимся джазу в любви («я сам – поклонник джазовых оркестров»). Однако «царь» включил в репертуар оркестра песню, адекватную собственному прозвищу. Называлась она «Царевна-несмеяна» и вышла из-под пера биолога Гена Шангина-Березовского. Шангин был на четыре года моложе Окуджавы. Выпускник биофака МГУ, путешественник, автор туристских и студенческих песен, он принадлежал к числу первопроходцев жанра. Дружил с Дмитрием Сухаревым, к чьим стихам охотно сочиняли музыку те авторы-исполнители, которые сами редко писали стихи