Дочь викинга - Юлия Крен

– Мне нужна только она. Я отпущу тебя, – хрипло прошептал незнакомец.

При звуках его голоса Руна замерла. Он говорил на ее языке! Их руки переплелись, время остановилось, а они смотрели друг другу в глаза. Бой, казалось, проходил в каком-то другом мире. На лице франка не было безумия, как у Тира, не было жажды убивать, не было жестокости. Только… печаль.

«Что делает нас врагами? – подумала Руна. – То, что мы дети разных народов? То, что мы хотим жить?»

Он крепче сжал ее руку. Северянка сопротивлялась. Ей казалось, что ее тело раскалилось, хотя всего пару минут назад она страдала от холода. Сейчас она уже не думала О вражде. Эти объятия, сулящие смерть, так же полны страсти, как и любовные ласки, поняла она. А еще Руне вспомнилось, что ее еще никогда не обнимал мужчина. На мгновение желание победить объединило врагов. Близость этого франка могла сломить ее сопротивление быстрее, чем его сила. Противники задрожали и отпрянули друг от друга. Теперь между ними было не больше шага, но этого было достаточно, чтобы Руна вновь увидела в нападавшем врага, а не родного, близкого человека.

– Хорошо, – выдавила северянка. – Я отдам ее тебе.

В глазах незнакомца что-то вспыхнуло, но Руна не смогла истолковать его чувства. Впрочем, они скорее напоминали отвращение, чем довольство. И тогда девушка поняла, что этому мужчине не хочется убивать Гизелу. Он вынужден сделать это, ибо у него нет другого выхода.

Она повернулась к принцессе. Гизела прижалась к дереву, ее била крупная дрожь.

– Это Таурин! – в панике завопила она.

Это имя было Руне совершенно незнакомо, хотя его владелец только что показался ей старым другом.

– Тихо! – прикрикнула северянка на Гизелу.

И принцесса действительно умолкла.

Ее взгляд сделался пустым – как у Таурина. Он смирился с тем, что ему придется убить Гизелу, а она смирилась ч тем, что ей придется умереть. И только Руна не хотела ни с чем мириться.

Бой все еще продолжался. Одна из лошадей заржала прямо над ухом у северянки. И тогда Руна подхватила принцессу и забросила ее на спину лошади. Из последних сил ей удалось схватиться за гриву скакуна, прежде чем он рванулся вперед. Конь метнулся к дерущимся, отпрянул, поднялся на дыбы. Руна цеплялась за гриву, крича Гизеле, чтобы та держалась изо всех сил:

– Не падать! Только не падать!

Девушкам удалось удержаться на лошади.

Руна сжала пятками бока скакуна, и он повернул к деревьям. Вскоре лошадь перешла на галоп. Шум боя становился все тише, как и ругань Таурина, не остановившего беглянок. Тем не менее Руна все еще не чувствовала себя в безопасности. Она знала, что упасть с коня на полном скаку не менее опасно, чем получить ранение мечом. Почему-то ей вспомнился восьминогий конь богов, Слейпнир, на котором Гермод скакал к Хель. У Руны было такое чувство, словно и она сейчас отправится к богине мертвых. Ветки хлестали девушек по лицу, и северянка пригнулась к лошадиной гриве, хотя так ей было тяжело удерживать Гизелу на спине коня и следить за дорогой. Судя по приглушенному свету, они все еще были в лесу, где кроны деревьев не пропускали солнечных лучей.

Но лошадь и без участия людей нашла путь в этом зеленом лабиринте. Правда, она уже устала и перешла на шаг. Руна осторожно выпрямилась, устроилась поудобнее и прижала к себе Гизелу. Принцесса обняла ее покрепче. Наверное, каждый шаг коня причинял ей боль, но упасть и переломать все кости было бы еще больнее. А страшнее всего было бы очутиться в руках Таурина или Тира, поэтому Руна остановила коня только тогда, когда впереди замаячила опушка леса. Девушка нерешительно оглянулась, высматривая преследователей, но вокруг никого не было.

Северянка нетерпеливо потрепала коня по гриве, и скакун, заржав, пошел вперед. Гизела обнимала ее за талию.

Девушки все еще боялись упасть с лошади, если та понесет, но страх быть пойманными стал слабее. Даже Гизела немного успокоилась, перестала тяжело дышать и что-то спросила. Руна пожала плечами – она разобрала в речи спутницы только одно слово, «Локи». Но когда Гизела повторила свой вопрос, Руна вспомнила, что о Локи говорил и Тир.

– Локи – безумец среди богов, – пробормотала она.

Конечно, Руна не думала, что принцесса ее поймет, ведь по-франкски она могла описать только лес и огонь, а не вести долгие разговоры о безумии и богах. Хотя… Локи ведь был богом огня. Это было хитрое, лживое, злое и опасное божество. «Да, – промелькнуло в голове у Руны, – конечно, Тиру Локи нравится больше всех остальных». Этот бог вел свой род не от других богов, а от великанов. Страсть сеять вражду была у него в крови. Иногда Локи помогал богам, он даже побратался с Одином, но когда наступит Рагнарек, время гибели богов, Локи присоединится к силам Хаоса, которые погубят мир, и останется лишь великое Ничто, Гиннунгагап, та самая бездна, из которой вышел мир и в которую он вернется.

Локи был похож на Тира. Богохульник, отец лжи, трус, но при этом шутник и весельчак. Он поносил богов, хвастался победами над их женами, насмехался над ними. Иногда он принимал облик зверей.

Думая о Тире, Руна представляла его в образе хищной птицы, кружащей над своей жертвой, прежде чем атаковать. Девушка подняла голову. Небо было свинцово-серым, и в нем не было ни одной птицы. Возможно, Тир уже мертв, может быть, его сразил клинок Таурина.

Конечно, Руна не могла быть уверена в этом, пока не увидит труп Тира собственными глазами. А до тех пор ей оставалось бояться. И ненавидеть.

Девушки скакали до самого вечера. Когда стало уже совсем темно, конь остановился. На губах у него выступила белая пена. Руна спешилась, подала руку Гизеле и помогла ей спуститься с лошади, сомневаясь в том, сумеют ли они вновь сесть в седло, если ситуация не будет столь угрожающей, как сегодня.

Руне на мгновение показалось, что она снова чувствует на себе взгляд пустых печальных глаз Таурина, прикосновение его тела, такого сильного, жилистого, закаленного испытаниями. Как и тогда, в Руане, северянка признала в нем достойного врага. Фырканье лошади заставило Руну отвлечься от размышлений. Глаза скакуна закатились. Северянка не знала, доживет ли животное до утра. Решатся ли они скакать дальше? В последний раз Руна садилась на лошадь еще ребенком, но в норвежских землях кони были не такими большими, и они не скакали галопом, а медленно пробирались по опасным заболоченным землям.

Лошадь щипала траву. Ее темные глаза уже не казались бешеными, лишь усталыми… и печальными, печальными, как у Таурина. И у нее?

Северянка отвернулась.

Гизела опустилась на землю и подтянула колени к подбородку, как всегда. Она раскачивалась взад-вперед. Через какое-то время ее плач сменился пением. Это была та же мелодия, которая привела Руну в ярость несколько дней назад. Ее звуки напомнили девушке о флейте, на которой играл один из подопечных ее отца. Напомнили о вечерах у очага. Тогда всем было так уютно. Тогда между Рунольфром и Азрун еще царил мир. Тогда отец качал ее на коленях. Тогда мир был спокойным и теплым.