Дочь викинга - Юлия Крен

Через какое-то время у них на пути появилась преграда. Руна и Гизела издалека услышали плеск воды. Впереди текла широкая река. Казалось, она вот-вот выйдет из берегов. На поверхности виднелись ветки и палая листва. Дойдя до берега, лошадь испуганно заржала.

Гизела тоже побаивалась бурного течения, но в то же время она испытывала облегчение: если они ехали в правильном направлении, то эта река – Эпт, а значит, здесь проходит граница королевства франков. Если им удастся перебраться через эту реку, до Лана будет рукой подать.

Конечно, принцесса понимала, что переходить реку вброд опасно. Сильное течение может сбить с ног, к тому же они могут замерзнуть.

Руна спешилась, и Гизела последовала ее примеру. Сейчас это удавалось ей гораздо лучше, чем пару дней назад, когда она камнем шлепалась на землю. Похоже, девушка начинала приспосабливаться к трудной жизни. Но обретенная ловкость не поможет ей перейти реку…

Конь раздувал ноздри, всхрапывая. Руна озадаченно прошлась по берегу. Страх перед рекой, как и страх упасть с лошади, делал ее человечнее, но если бы Гизела могла выбирать, она предпочла бы, чтобы в Руне сейчас было поменьше человечности. «Вот бы она была демоном, который лишь своей волей может остановить бег воды», – подумалось принцессе.

Конечно же, северянка не могла этого сделать. Бурные реки пугали норманнов так же, как и франков.

Глядя на стремительный бег вод, Гизела вспоминала, как боялся брат Гиларий поездки в Сен-Клер-сюр-Эпт. Тогда им тоже пришлось перебираться через реку – собственно, через Эпт. Ее воды казались угрожающими, серыми, неистовыми, и брат Гиларий был уверен, что утонет: мостов через реку не осталось, их разрушили либо норманны, потому что франки устраивали на мостах засады, из которых нападали на их корабли, либо же сами франки, чтобы северяне не перешли через реку.

Но пусть мостов и не было, можно было воспользоваться мелью и перейти реку вброд, если знать, где не очень глубоко. Людям, сопровождавшим свадебную процессию, это было известно, и все, даже брат Гиларий, благополучно перебрались на другой берег.

Но ни Гизела, ни Руна понятия не имели, как это сделать. В конце концов северянка решила действовать. Схватив лошадь за гриву, она потянула животное к реке, жестом приказав Гизеле следовать за ней. Похоже, Руна не хотела преодолевать эту преграду на спине коня: если животное начнет брыкаться, они упадут в воду и утонут. Но если держаться за гриву, можно надеяться на то, что лошадь сумеет выбрать верный путь.

Однако скакун не хотел заходить в воду. Лошадь, остановившись на берегу, ржала, раздувала ноздри и не обращала внимания на попытки Руны затащить ее в воду. И вдруг она встала на дыбы! Девушки испуганно отпрянули. В этот самый момент они почувствовали, как дрогнула под их ногами земля. Послышался топот.

На миг в сердце Гизелы вспыхнула надежда на то, что чувства обманывают ее, но увы, это было не так. От ужаса девушка утратила дар речи и лишь спустя какое-то время сумела произнести:

– Это они!

Она нисколько не сомневалась в том, кто это.

Руна, старавшаяся успокоить коня, тоже замерла. Услышав топот копыт, она пригнулась и испуганно уставилась на свою спутницу, осознавая безвыходность ситуации. Сзади – враги, впереди – река, а между ними – упрямый конь.

И хотя всадников еще не было видно (на берегу росли деревья), Руна поняла, что нужно действовать.

Над рощей взметнулась стая черных птиц. Северянка отпустила лошадь: животное продолжало упрямиться, а значит, толку от него не будет. Схватив Гизелу за руку, Руна потащила ее к бурлящей воде. На мгновение девушки застыли перед сероватым потоком, а затем Руна решительно метнулась вперед и потянула за собой принцессу. Не успели они сделать и пары шагов, как вода уже достигла их коленей.

Гизела попыталась воспротивиться, но вскоре сдалась. Вода была холодной, и девушке показалось, что сотни маленьких иголочек кольнули ее кожу. Она погрузилась в воду по пояс, и теперь ее мучили уже не иголки – это были удары кнута, столь болезненные, что у бедняжки перехватило дыхание.

Вода поднялась еще выше, и в какой-то момент боль утихла. Гизела уже ничего не чувствовала, она даже не была уверена в том, что до сих пор стоит на каменистом дне. Голова, ноги – неужто ее тело все еще цело? Как бы то ни было, принцесса сумела развернуться и посмотреть на берем. Над деревьями все еще кружили темные птицы, а у самой кромки воды остановились преследовавшие их всадники – во главе с Таурином. Тем самым Таурином, который обещал убить ее. Гизеле показалось, что она заметила странный блеск в его глазах.

Руна тянула ее за собой, все глубже в воду, и теперь принцесса охотно ей повиновалась. Гизела не верила в то, что они сумеют доплыть до другого берега, но она хотела хотя бы сохранить за собой право выбирать собственную смерть: она предпочла бы утонуть, а не погибнуть от меча.

Но Таурин пока не обнажал свой клинок. Он неподвижно сидел в седле, по-видимому, надеясь на то, что Эпт сделает свое дело. И только когда девушки добрались до середины реки и вновь оглянулись, чтобы посмотреть на врага, он поднял руку и отдал своим людям приказ.

Гизела с изумлением увидела, как мужчины спешились и достали луки. Хватка Руны стала крепче. Северянка ожесточенно сопротивлялась течению. Их продвижение замедлилось из-за того, что девушки угодили в тину и переходили реку, по щиколотку проваливаясь в густую жижу.

Добраться сюда было нелегко, но выбраться из липкого ила, когда тебя норовит подхватить бурный поток, казалось и вовсе невозможным.

Когда сверху на девушек обрушился град стрел и их свист смешался с рокотом воды, Гизела подумала, что им не выбраться отсюда живыми. Но Руна тянула ее вперед, и с каждым шагом противоположный берег становился все ближе. Тем не менее Гизела не верила в то, что они туда доберутся. Вновь засвистели стрелы. И вдруг в теле принцессы вспыхнула боль, настолько сильная, что девушка даже не поняла, куда вошла стрела – в руку, в ногу, в бок?

Боль раздирала ее тело, рвала его на части, точно голодный зверь. И этот зверь рычал. Ревела река, мир вокруг наполнялся шумом. Все стремилось уничтожить ее. А потом боль исчезла, остался только холод. И не было уже ни руки Руны, ни дна под ногами, была только вода. В этом водном пространстве не было ни верха, ни низа. В груди у Руны колотилась боль, волнами расходившаяся по телу. Боль перестала быть яркой вспышкой, она потемнела, стала черной, как сама преисподняя.

И пока Гизела погружалась в эту тьму и холод, она думала о том, от чего же она умирает. Она тонет? Или погибает от потери крови?

Да, Аренду ведома была лишь часть тайны, но не все. Он знал, что в его венах течет кровь северян, и это угнетало его. Он был монахом – или хотел им быть – и при этом не знал, были ли христианами его родители.

Мать настоятельница тщательно подбирала слова. Она хранила свою тайну много лет, но никогда не была искусной лгуньей. Скорее она полагалась на молчание, на то, чтобы не сказать ничего лишнего. Однако сейчас молчать было нельзя. Нужно было успокоить Арвида, чтобы выражение ужаса исчезло с его лица. Успокоить его, утешить, не дать его миру разрушиться. Да, его мир пошатнулся, когда враг попытался убить его, ранил, заставил спасаться бегством. Но что-то еще удерживало целостность его мира. Было еще что-то упорядочивающее, что-то, на что можно положиться в час беды.