Квартира в Париже - Гийом Мюссо

У Шона Лоренца на всех фотографиях репортажа был отсутствующий, а то и смущенный вид. Гаспар догадывался, что этот парад тщеславия и пышности был ему не по душе. Аскетизм и чистота его последних картин шли вразрез с приемами такого рода, где целью участников было показать себя. На его лице была маска тоски, как будто он предчувствовал, что за этим зенитом его карьеры очень скоро последует крах. Как будто различал за Капитолием тень Тарпейской скалы[51]. Как будто сладкий декаданс, которым тянуло от этого вернисажа, уже был отмечен скорой гибелью Джулиана.

Честно говоря, один раз фотограф все-таки поймал улыбку Шона. На этой фотографии фигурировал также некто в форме нью-йоркской полиции: темно-синий мундир, фуражка с острым козырьком. Адриано Сотомайор, друг детства Шона Лоренца, с которым тот не виделся целых 22 года. Приглядевшись, Гаспар узнал в бравом служаке паренька-латино с юношеских фотографий из монографии. Он снова вооружился тяжелым фолиантом. Сомнений быть не могло: Сотомайор был когда-то третьим участником граффити-группы «Пиротехники», подписывавшимся Nightshift. За годы он пополнел лицом, былая дерзость взгляда сменилась добродушием, но рубленые черты по-прежнему сообщали ему сходство с актером Бенисио дель Торо.

Гаспар в задумчивости закрыл журнал. Он встал сварить себе еще кофе и вдруг почувствовал острую потребность в алкоголе, от которой был избавлен вот уже сутки. Опыт подсказывал, что надо поторопиться, только так можно было обмануть притаившихся демонов. Он поспешно вылил в раковину все три оставшиеся бутылки отличного вина и все сохранившееся в доме виски. Уже подступили судороги, но он геройски терпел. На лбу выступила испарина, однако опасный момент миновал, он сумел потушить пожар, не позволив ему разгореться. В качестве награды Гаспар вытянул из пакетика со светлым табаком, забытого Маделин на кухонном столе, уже свернутую сигаретку. Клин клином, пресловутый «коэффициент враждебности вещей» Сартра[52], настолько исполненный соблазна, что требуются «годы терпении для достижения самого ничтожного эффекта». Каждый одерживает победы себе под стать.

Зажав в зубах сигарету, Гаспар перевернул пластинку. На обороте был записан неподражаемый старый Джо Муни[53]. Теперь можно было продолжить работу: прочесть кое-какие статейки в новом смартфоне, а потом заняться остальной невскрытой почтой.

Среди счетов его внимание привлекли данные о телефонных звонках. Лоренц звонил мало, поэтому эти счета оказались золотой жилой: они позволяли понять, чем занимался художник в последние дни перед смертью. Некоторые номера были французскими, некоторые американскими. Гаспар принялся обзванивать его абонентов в хронологическом порядке. Отделение кардиологии больницы Биша, кабинет доктора Фитуси, кардиолог 7-го округа, аптека на бульваре Распай… Среди заокеанских номеров внимание Гаспара привлек один: по нему Лоренц звонил два раза, оба безуспешно. На следующий день он набрал его опять, на сей раз не зря. Позвонив по этому номеру, он услышал автоответчик некоего Клиффа Истмена – хриплый, но веселый голос, свидетельствовавший о пристрастии к курению или к виски (скорее, к тому и другому: порокам свойственна парность).

На всякий случай он оставил сообщение с просьбой перезвонить, а потом продолжил разбирать архив Шона и изучать его библиотеку: открывал книгу за книгой, вырезал из монографии некоторые статьи и фотографии, чтобы вклеить их в большой пружинный блокнот – тот самый, в котором собирался писать новую пьесу. Между альбомом Себастьяна Салгаду[54] и комиксом «Маус»[55] обнаружилась старая карта Нью-Йорка, по которой удобно было прикидывать расстояния. Гаспар ставил на ней разноцветные крестики в точках, связанных с расследованием: вот здесь Джулиана похитили, здесь его и мать держали в клетке, с этого моста Беатрис Муньос предположительно сбросила ребенка в реку, на этой станции она покончила с собой…

Гаспар так увлекся, что перестал следить за временем. Когда он опомнился, уже стемнело. Голос Джо Муни давно смолк. Гаспар посмотрел на часы и вспомнил, что у него назначена встреча.

1

Агентство Карен Либерман находилось на улице Кутейри, в 1-м округе, недалеко от ратуши и Центра Помпиду.

Гаспар побывал здесь только однажды, двенадцать лет назад, когда только начал сотрудничать с Карен. Потом на встречи стала ездить она сама. Гаспар пожалел, что в этот раз нарушил правило: дорога от улицы Шерш-Миди через депрессивно-серый Париж привела его в агрессивно-мрачное настроение. Нервы напряглись, как канаты, ему казалось, что он ступает по вражеской территории.

Все здесь осталось в прежнем, памятном ему состоянии: обветшалый вход, увешанный табличками юристов, врачей и так далее, безликий дворик, в нем еще один дом, далеко не такой зажиточный, как тот, что выходил на улицу, в нем тесный, как саркофаг, лифт, сводивший с ума своей неторопливостью. Главное, это чудо техники, судя по виду, могло в любой момент испустить дух. Поколебавшись, Гаспар решил подняться на шестой этаж пешком.

Там он, задыхаясь, позвонил, дождался щелчка звонка, оказался в мансарде и удовлетворенно убедился, что других посетителей нет: все стулья для ожидающих своей очереди клиентов пустовали. Среди клиентов Карен было десятка два прозаиков, драматургов и сценаристов, и Гаспар опасался встречи с псевдоколлегами, чреватой потери пяти минут на ритуал вежливости и бессмысленную болтовню. «У одиночества два достоинства: во-первых, человек наслаждается собственным обществом, во-вторых, избавлен от чужого…» Что-то вроде этого изрек однажды Шопенгауэр, думал Гаспар, направляясь в кабинет ассистента Карен.

Этот молодой субъект мнил себя стильным: хипстерская бородка, татуировки лжебунтаря, стрижка undercut, ботинки Chukka и сумасшедшая джинсовая рубашечка, притом что он был всего-навсего клоном всех тех, кто пытался воспроизвести Уильямсбург и Кройцберг[57] на парижском канале Сен-Мартен. Имелось и отягощающее обстоятельство: прежде чем спросить Гаспара, как его представить, клон бросил на него полный недоверия взгляд. Знал бы он, что этот подозрительный посетитель обеспечивает агентству три четверти его доходов!

– Это я плачу тебе зарплату, бездарь! – вспылил он, властно берясь за ручку двери Карен на глазах у оцепеневшего ассистента.