Иностранец ее Величества - Андрей Остальский

А ведь совсем недавно медиамагнат считался чуть ли не самой влиятельной фигурой за кулисами британской политики. Его обхаживали и консерваторы, и лейбористы, полагавшие, что король бульварной прессы способен повлиять на исход выборов. Но вот чаша общественного негодования переполнилась, и король был низвергнут.

Из этого случая можно сделать три вывода. Во-первых, и в Британии могут твориться ужасные безобразия. Во-вторых, в условиях свободы слова нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы явным. И третье, самое главное: страна не утратила спасительную способность к самоочищению. Чаще других в эти дни цитировали британцы еще одно старинное выражение: «without fear or favour», что значит буквально «без страха и услужливости», а по сути — невзирая на лица, без оглядки на чины и заслуги. Интересно, что фраза эта — требование провести глубокое расследование и очистить мир СМИ от такой скверны — звучало из уст и левых, и правых, и центристов, и политиков, и просто людей с улицы.

Что же касается журналистов газеты «News of the World», то они явно заигрались, перешли все границы. Перестарались. Забыли не только о законе, но и о великом правиле нестарания.

Случилась как-то со мной оплошка: я фактически совершил акт воровства. Причина преступления кроется в моей манере не вовремя задумываться. И вот, представляете, не разглядел на дне супермаркетовской тележки пачку печений-крекеров «Каррз» (Carr’s). Откуда их черт принес, не представляю, наверное, упали с полки или что-то в этом роде. И хорошо бы заметил я кражу сразу после оплаты, где-нибудь возле кассы: тогда можно было бы печенье без проблем куда-нибудь вышвырнуть. Или даже извиниться со смехом перед кассиром и оплатить его отдельно. Так ведь нет, обнаружил я неоплаченный товар, только выйдя уже за пределы магазина — в момент выкладывания мешков из тележки. Стал я тут чертыхаться, но вполголоса, конечно, осторожно, по-воровски оглядываясь при этом.

Не буду слишком подробно расписывать все свои последующие приключения: как я прокрадывался назад в супермаркет, пряча печенье в рукаве, как подозрительно смотрели на меня охранники, с которыми я вежливо попрощался за несколько минут до этого, как забросил, в конце концов, печенье в лоток с огурцами… И как торжественно, с облегчением, проходил во второй раз мимо охраны, победоносно ей улыбаясь.

Признаюсь честно: большой был соблазн избежать всех этих сложностей и отправиться домой с незаконно присвоенным печеньем: сколько оно там стоит, в конце концов, — шестьдесят пенсов, что ли, или семьдесят? А сколько лет я в этом супере отовариваюсь, какую прибыль я им принес и принесу еще в будущем?

«Могли бы вообще и подарить мне эти жалкие пенсы, жадины несчастные», — ворчал я про себя. Но потом вспомнил дочку одного своего близкого знакомого, у которой столько неприятностей в жизни произошло из-за магазинной кражи, и как я ее из полиции выручал, и как потом жизни учил, и подумал: «Ну уж нет, принципиально прокрадусь, проникну сквозь все барьеры, рискну личной свободой и достоинством, но верну проклятое печенье».

Хотя оно на самом деле не проклятое, а очень даже вкусное. Его изобрели английские моряки в стародавние времена: оно могло месяцами храниться в трюме, не плесневея и не теряя вкусовых качеств. Одно из главных достижений английской кулинарной мысли, я считаю.

И еще одно мною двигало — нежелание присоединиться к тысячам британцев (и «гостей Альбиона»), для которых «шоплифтинг», мелкое магазинное воровство, стал национальным спортом. Потому как у меня с ними глубокие идейные разногласия.

Британия вообще, оказывается, считается европейским лидером по этому дивному занятию. Вот ведь странная нация: и найденные кошельки они сдают в полицию чаще, чем на континенте, но и по магазинным кражам мастаки. Как только подобное в одном народе уживается?

Знаете, на какую сумму здесь «пропадает» товара с полок? На полтора миллиарда фунтов в год (умножьте еще на полтора, если хотите получить эту цифру в долларах). Ритейлеры даже уже ввели новый экономический термин для обозначения этого воровства — shrinkage, то есть «съеживание». Что-то вроде «усушки» и «утруски» на советской овощной базе. Как бы неизбежные потери, которые надо заложить в расходы. Только «усушивают», «утрясают» и «съеживают» товар покупатели своими ловкими пальчиками. Недаром сами шоплифтеры именуют свое занятие «скидкой пяти пальцев».

Конечно, в их числе не все сплошь спортсмены, есть и действительно обездоленные, а также наркоманы плюс некоторый процент организованных в банды профессионалов, разыгрывающих целые блистательные интермедии для отвлечения внимания службы безопасности и изымающих товары в индустриальных количествах для последующей перепродажи. («Дейли телеграф» писала об одной мастерице, сумевшей за девяносто секунд снять сигнальные маячки с одиннадцати пиджаков!)

Но основная часть шоплифтерской братии — все же дилетанты-любители, совершающие акт магазинного воровства из любви к искусству. То есть приятно втройне: тут вам и острые ощущения, и материальная выгода, и подо всем этим еще и подводится идеологическое обоснование. Типа: мы современные Робины Гуды. Вроде как вершим акт социального возмездия. Если от многого взять немножко, то это не кража, а просто дележка.

Среди объяснений, которые дают охране магазинов, полиции и социологам принципиальные шоплифтеры, — борьба против засилья западных монополий и вообще глобализации, протест против эксплуатации детского труда в странах «третьего мира», защита мелкого торговца, проигрывающего в конкурентной борьбе с гигантами и так далее.

Но мои английские друзья уверяют, что есть и еще одно объяснение, связанное с одним из самых глубинных и загадочных свойств английской души. Я бы назвал его «правилом нестарания».

Как ни странно, весьма постыдным для англичанина считается, если его увидят очень старающимся, сильно пыхтящим в попытке что-то сделать или чего-то достичь.

Причем не надо путать это с буддизмом, проповедующим равнодушие к сиюминутной злободневности. Нет, тяжко трудиться можно и даже нужно, главное, чтобы тебя за этим занятием не застукали. Нечто обратное, прямо противоположное русскому правилу: «Вспотел — покажись начальству!»

Вернее, с начальством, особенно корпоративным, на самом деле все обстоит сложнее. Этот институт в эпоху глобализации начал утрачивать национальные черты, по всему миру капиталистические боссы стали поощрять вспотевших. Но перед своими «пэрами», то есть тебе равными, нормальными людьми, выглядеть сильно напрягающимся по-прежнему считается в Англии неприличным.

И вот некоторые так далеко в этом заходят, что начинают демонстративно отказываться от своих социальных обязанностей (или того, что принято ими считать).

Один из главных теоретиков принципиального, идейного шоплифтинга — некий анонимный автор самиздатовского культового труда «Evasion», напечатанного затем анархистским издательством «Crimethlnk». Сами эти названия — знаковые и многозначительные (даже слишком, на мой английский вкус). Первое слово означает «уклонение» или, если хотите, «дезертирство», только не в армейском, а гражданском смысле слова — рассказ ведется от имени человека, принципиально отказавшегося от всех обязанностей перед обществом. А издательство следует по-русски называть не иначе как «Преступная мысль», или, сокращенно, «Престмыс» — звучит столь же изящно, как и на языке оригинала.