Волшебный вкус любви - Ната Лакомка

— «Рыба нежная, как крем, жирная, как палтус, — читал Богосавец пост из блога Боровикова, а мы жадно слушали, столпившись вокруг него, — но божественно ароматная. То же относится и к печени налима, приготовленной на водяной бане. Тонкий необычный вкус — это открытие в мире гастрономии. Шеф Богосавец остается верен себе и своему принципу — готовить необычное из обычного. Плачь, фуа-гра!».

Закончив читать, Богосавец обвел нас взглядом. Я едва могла стоять спокойно — ведь одобрение критиков означало, что мы смогли! Мы победили! наше меню одобрили гурманы!.. Репутация ресторана на высоте!

Только повара восприняли это без особого энтузиазма.

— Ну что, — протянул Йован, — понравилось — и чудненько. Что готовим сегодня? — и он посмотрел на меня с некоторой опаской.

— Сегодня у нас камчатский краб с морским виноградом, — объявила я. — Нам повезло — доехал целый ящик с живыми водорослями. Никто не хотел брать, потому что мало кто знает, как их использовать.

— А ты знаешь? — уточнил Петар.

— У меня однокурсник был с Камчатки, — объяснила я, доставая миску с морским виноградом — особым сортом водорослей. Полупрозрачные крохотные грозди напоминали икру зеленого цвета и точно так же лопались на языке, а на вкус были солоноватые, сразу напоминавшие о море и солнце. — Промываем в пресной воде, не обрабатываем термически, чуть маринуем с бальзамическим уксусом и сахаром, чтобы добиться привычного для европейца вкуса. И смотрится отлично!

— Отлично, — подтвердил Богосавец, пробуя морской виноград. — И отлично подойдет к крабу.

— Я в шоке, — сказал Йован, покачал головой, но принялся готовить краба без лишних возражений.

К крабу отлично подошел и салат из морского помидора. Я долго уговаривала поваров, что не надо бояться азиатских специалитетов. Готовим же мы южноамериканскую туну[4] — и нас это ничуть не смущает. Так чем хуже морской помидор? Салат, кстати, очень понравился посетителям и разошелся за два часа.

Четыре дня мы выдерживали бешеную гонку и не менее бешеную готовку. Теперь на рынок ездили мы с Петаром, а Богосавец мотался где-то по фермерским хозяйствам, договариваясь о покупке мяса и овощей, подключал старые связи, чтобы возобновить поставки из-за границы, и мы видели его крайне редко.

Теперь блюда снились мне даже во сне.

Бегая утром по рынку, я хватала все, на что падал глаз. Лесные ягоды — давайте, побольше! Получится великолепный десерт из ягод в уваренном сиропе из красного вина. Раки? Давайте раков! Легкий салат с раковыми щечками, под нежным соусом — это так изысканно, так по-европейски. Мы готовили ледяную рыбу и барабульку, татарских гусей с четверговой солью и адлерскую форель, чудесно заменяя ею лосося.

Ресторан держался на плаву, и темпы мы не сбавляли. Но я видела, что не все так гладко. Персонал будоражило. Повара были недовольны и потихоньку ворчали, что приходится готовить «с колес», и что наши элитные блюда превращаются в какой-то «фьюжн», а ведь звезды Мишлен были получены именно за французскую классику.

К концу недели напряжение достигло пика, и Петар озвучил общее мнение.

— Ты же понимаешь, такой темп невозможно держать долго, — сказал он Богосавецу, который привез фермерскую телятину. — Когда мы будем готовить из нормальных продуктов?

Я замерла у плиты с ножом наперевес. Я чувствовала, что повара молчаливо поддерживают Петара. Наверное, их можно было понять — они всю жизнь учились готовить высококачественные продукты, безжалостно выбрасывали утиные тушки, от которых требовались только ножки и грудки, а теперь их заставляли работать с «подножным кормом», пуская в дело даже кожуру от фруктов.

— Нормальные — это какие? — спокойно спросил Богосавец, как будто не замечая тона су-шефа. — Вот, телятина — нормальный продукт? Розовая, свежая. Выдержим ее в холодильнике, и получатся прекрасные стейки. Ничуть не хуже говядины «премиум».

Петар скосил глаза на мясо, которое и в самом деле было отличного качества, и мрачно сказал:

— Я не об этом.

— А о чем же? — Богосавец положил руку ему на плечо, но говорил для всех. — Прежде всего, мы — повара. Мы должны готовить, что бы ни случилось. Мы не имеем права отступать. Сейчас ресторан переживает не лучшие времена, я пытаюсь решить проблемы. Но клиенты идут, прибыль растет. Чем ты не доволен?

— Да, у нас записи на месяц вперед, — не сдавался Петар. — Только люди приходят к нам есть жареные гребешки и лобстеров, и филе-миньон, а не молочную печень ягненка и налимов. Многие отменяют бронь.

— Что поделать? — шеф философски пожал плечами. — На пятерых, отменивших бронь, мы получаем двадцать новых клиентов. Как только поставки наладятся, опять введем традиционное меню, и постараемся вернуть прежних посетителей. Мы же не станем бросать игру только потому, что судья несправедливо показал нам красную карточку?

Он опять нашел нужные слова, чтобы подбодрить людей. Подбодрить, подтолкнуть в нужном направлении, заставить поверить в свои силы и двигаться дальше. Петар больше ни о чем не спрашивал, хотя выглядел не особенно довольным. Но атмосфера на кухне изменилась, и теперь, как и раньше, стали раздаваться шуточки Сречко, мурлыканье Йована, любившего напевать на сербском во время готовки, а ножи, которые точил Ринат, звенели чисто и весело, как настоящие сабли.

Мне казалось, что в кухне воцарились мир и согласие, а значит, все трудности — преодолимы. Но уже на второй день после речи шефа, я вошла в кухню и увидела, что повара читают что-то с телефона Сречко, хотя телефоны в кухне были категорически запрещены. При моем появлении, они дружно уставились на меня и так же дружно промолчали.

— Что там такое? — спросила я, по их лицам уже понимая, что ресторан получил очередной удар.

— Статью читаем, — сказал Сречко. — Лилиана Калмыкова для журнала «Дюна». На шефа жалуется.

— На шефа?.. — я подошла к ним, и Сречко прокрутил статью на начало.

Я читала, и чувствовала, как начинают пылать щеки. В «Дюну» — толстый глянцевый журнал — я заглядывала редко. Там печатали биографии артистов прежних лет — с малоизвестными, порой шокирующими, фактами, печатали «откровения» современных артистов — чаще всего представлялась фотосессия какой-нибудь артистки, с трагизмом повествующей о своей несчастной любви к какому-нибудь миллионеру. В этот раз в журнале были изложены откровения Лилианы, и сама она смотрела с ярких фотографий — то в шикарных бальных платьях, то с живописно размазанной под глазами тушью, закусившая в порыве отчаяния пухлую нижнюю губу белоснежными зубками.

«Я влюбилась в него с первого взгляда, — признавалась Лилиана художественным языком. — Увидела — и не смогла забыть. Потом мы встретились еще, и еще… Он выказывал мне знаки внимания — красивый, галантный, с такой замечательной улыбкой… Конечно, я не устояла — да и кто смог бы устоять перед его очарованием? Но потом я узнала, что за красивым фасадом скрывается много темных тайн. Однажды он выпил слишком много и вдруг разозлился на меня — набросился, вывернул руку. Мне было больно, я заплакала, убежала… Но он так трогательно просил прощения, что я простила. Разве можно было его не простить? А потом узнала, что он выгнал с работы беременную от него женщину, работавшую поваром в его ресторане, а сам завел новый роман — тоже со своей подчиненной. Но я не думаю, что там имело место принуждение… Нет-нет, Душану этого не надо, достаточно его обаяния. Конечно, я очень переживала, жених той девушки пытался поговорить, но Душан словно с цепи сорвался — набросился на него с кулаками, покалечил. Тот юноша — простой музыкант, а Душан повредил ему руку, можно сказать, сломал карьеру… Насколько я знаю, юноша подал в суд, будет требовать компенсации за причиненные увечья. Но я сомневаюсь, что Душана признают виновным — у него такие связи…».