Обвиняется маленькое черное платье - Марина Серова

Я снова стояла перед дверью в трехэтажке, окруженной кованым забором, на улице Уральской. Как и в первый визит, подъезд был пуст. Звукоизоляция в старых постройках полностью глушит звуки. Определить, есть ли кто-то за закрытой дверью, было проблематично. «Это вам не панельные коробочки, где, не входя в квартиру, можно разговоры подслушивать», – вздохнула я, вдавливая кнопку звонка. Даже серебристая трель звонка доносилась будто из далекого далека. Ждать, однако, пришлось недолго. Защелкали замки, и дверь распахнулась. Я не смогла скрыть удивления, да и было чему удивляться. Передо мной стояла, несомненно, Надежда Ольховская, но преображение, произошедшее с ней с тех пор, как мы виделись, было просто невероятно. Черного балахона как не бывало. Его заменил элегантный брючный костюм бирюзового цвета. Не менее элегантная прическа выгодно подчеркивала красивую шею и правильный овал лица. Руки с ярким маникюром, сделанным явно в дорогом салоне, перебирали шикарное ожерелье из горного хрусталя. Выглядела Надежда сногсшибательно. Только вот глаза. Они портили все впечатление. Тусклые, больные и в то же время какие-то агрессивные.

– Опять вы, – безучастно проговорила Надежда и посторонилась, пропуская меня в прихожую.

– Здравствуйте, простите, что без звонка, – извинилась я.

– Без разницы. Я сегодня абсолютно свободна, – ответила Надежда. – Проходите на кухню, чаем вас напою.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила я, следуя за хозяйкой.

– Тут немного неприбранно, – мимоходом заметила Надежда. – Руки не дошли.

Выражение «не прибрано» было явным приуменьшением. В кухне царил настоящий бедлам. Гора немытой посуды высилась до навесного шкафа с сушилкой внутри. Упаковки от разнообразной еды кучами валялись на всех рабочих поверхностях, включая обеденный стол. Открытые банки с консервированными овощами и фруктами тухли, засыпанные этими упаковками. Соусы, кремы, шоколадная паста с воткнутой в нее ложкой. Коричневые и желтоватые потеки от кетчупа и соуса на дверцах шкафов. Кастрюли, сковороды, полиэтиленовые контейнеры громоздились даже на полу. И крошки! Такое количество крошек по всему полу! Создавалось впечатление, будто здесь происходил слет обжор-нерях. Я скосила глаза на Надежду. Ее все это безобразие, похоже, ничуть не смущало. Мне показалось, что в настоящий момент она вообще не способна ничего чувствовать. Что с ней произошло? Куда делась агрессивная, самоуверенная гадалка? Освободив табурет от засаленных кухонных полотенец, я рискнула присесть. Не стоять же столбом.

– Чай, кофе? – Надежда налила в электрический чайник воду, с трудом протиснув носик чайника к крану.

– Благодарю. Я только что поужинала, – поспешила отказаться я.

Пить чай в кухне Надежды я не рискнула бы даже ради нужной информации. Пожав плечами, Надежда отставила чайник.

– Тогда пойдемте в гостиную. Там поуютнее.

Я снова двинулась за хозяйкой. Меня терзали смутные подозрения, что гостиную мы найдем в том же плачевном состоянии, что и кухню. К счастью, мои опасения не оправдались. В гостиной был полный порядок. Точно такой же, как и в первый визит. Только шторы были раздвинуты, да исчезли стеклянный шар и скатерть со свечами. Теперь гостиная выглядела если не современно, то по крайней мере вполне уютно. Надежда села на диван, указав мне место рядом.

– Снова хотите погадать? Не в кон попали. У меня сегодня неприемный день. Вы не знали? – вяло проговорила Надежда.

– Нет, не знала, – зачем-то сказала я.

Краем глаза я заметила, как в углу что-то блеснуло. Приглядевшись, я поняла, что это осколки от бутылки. Скорее всего, это было шампанское. Я мысленно перенеслась обратно в кухню. Память услужливо восстанавливала картину. Коробка из-под торта, яростно смятая чьей-то гневной рукой. Баночка красной икры, едва начатая, но испорченная вдавленными окурками. Два высоких бокала, один из которых остался без ножки. Все ясно: недавно Надежда принимала мужчину, и встреча закончилась либо скандалом, либо окончательным разрывом. Теперь понятно, откуда этот взгляд.

– У вас что-то случилось? – повинуясь порыву, спросила я. – Что-то очень плохое?

– Вам-то какое дело? – воскликнула Надежда, но недовольства в ее голосе не чувствовалось, только безмерная усталость и боль.

– Послушайте, все еще будет хорошо. Пройдет день-два, и вы помиритесь. Обязательно помиритесь. Только нужно немного потерпеть. За черной полосой непременно последует белая. Это закон жизни, – как можно убедительнее проговорила я.

– Что вы в этом понимаете! – с горечью бросила Надежда. – Вы наверняка и не любили никогда.

– Почему же? Любила. И меня любили. И бросали. И я бросала. Только не опускалась до такого состояния, – не менее агрессивно отпарировала я. – Вам кажется, что вы не заслужили подобной несправедливости. Что делали все, чтобы любимому человеку было хорошо с вами. Сдували с него пылинки, готовили всевозможные лакомства, не требовали ни денег, ни обязательств, а он все равно ушел. Банальная история.

– Отстаньте от меня. Это мое личное дело, куда и когда опускаться, – вскричала Надежда.

– Банальная история, – не слушая хозяйку, повторила я. – Такие истории происходят по тысяче в день. И это только в нашем городе. По стране эта цифра возрастет раз в двадцать. И всякий раз женщина думает, что настал конец света. И каждый раз ошибается. Потому что находится другой мужчина. Еще лучше, еще заботливее, еще любимее.

– Мне не нужен другой, – всхлипнула Надежда. – Мне нужен только он.

Я облегченно вздохнула. Слезы это хорошо. Даже очень хорошо. Окаменевшее сердце начало оттаивать. Теперь осталось закрепить эффект, и за психическое состояние Надежды можно не опасаться.

– Тогда боритесь! Не опускайте руки, найдите способ его вернуть, – решительно заявила я. – Раздавленная женщина не вызывает у мужчины желания. Она даже жалости у него не вызывает. Такова уж их природа. А вот женщина, способная с легкостью перенести подобный удар и не сломаться, это достойно уважения. Докажите ему, что вы запросто обходитесь без него, и он станет обивать ваш порог, пытаясь вернуть вас обратно.

Надежда смотрела на меня в упор, внимая каждому слову. С каждым произнесенным мной словом плечи Надежды расправлялись все больше, взгляд обретал былую уверенность. Наконец я поняла, что гроза миновала. Надежда готова встать на тропу войны. Войны с черной депрессией. Все, миссия завершена, осталось выяснить то, за чем я пришла, и можно убираться восвояси. Сейчас я могла, не особо церемонясь, задать любой странный вопрос. После сеанса психотерапии, проведенного мной, Надежда безропотно выложит все, о чем бы я ни попросила. Кроме имени оскорбившего ее ухажера, пожалуй. Но мне этого и не требовалось.

– Вот так-то лучше. А теперь улыбку на лицо, блеск в глаза, и на люди, – одобрительно сказала я. – Пусть он видит, чего лишился.

– Вы правы. Так я и сделаю. Он еще пожалеет о том, что тут наговорил. А когда он приползет ко мне на коленях, я еще подумаю, стоит ли его прощать, – заявила Надежда.