Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц

Электронные замки двух калиток открывались только из дома и с наружного пульта. Ворота на подъездной дорожке открывались еще и с помощью пульта дистанционного управления. За исключением сотрудников, Райан отдал такой пульт только одному человеку.

Стоя у окна солярия, не видя ничего, кроме своего отражения на зачерненном ночью стекле, Райан прошептал: «Саманта?»

* * *

После обеда Райан унес роман Сэм наверх, с намерением прочитать еще главу или две, прежде чем лечь спать, хотя сомневался, что даже при втором прочтении ее слова смогут убаюкать его.

Как обычно, Пенелопа ранее убрала покрывало и откинула одеяло в сторону. На прикроватной тумбочке горела лампа, и ему это нравилось.

На взбитых подушках лежал целлофановый мешочек, с горловиной, перевязанной красной ленточкой. Пенелопа не могла оставить вечернюю конфетку, а в мешочке лежали именно конфетки.

Не традиционные мятные леденцы или шоколадные конфеты «Годива», какие часто оставляли горничные на подушках в номере отеля. В мешочке лежали миниатюрные белые сердечки, с надписью красным на одной стороне, какие обычно продаются только перед Днем святого Валентина, до которого оставалось чуть меньше месяца.

В некотором недоумении Райан повертел хрустящий мешочек в руке. Заметил, что все конфетки одинаковые, и надпись на них одна и та же: «БУДЬ МОИМ».

Насколько он помнил, в мешочке обычно лежали конфетки с разными надписями: «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ», «МОЙ СЛАДКИЙ», «ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ» и другими.

Чтобы собрать в один мешочек одинаковые конфетки, требовалось купить несколько, выбрать из них конфетки с нужной надписью и сложить в один.

В ванной, сев перед зеркалом, он развязал ленточку, высыпал конфетки на черный гранит. На тех, что легли вверх лицевой стороной, увидел одну и ту же надпись.

Перевернул остальные, надпись не изменилась: «БУДЬ МОИМ».

Глядя на сердечки, числом больше сотни, Райан решил, что пробовать их не следует.

Ссыпал все конфетки в мешочек, скрутил горловину, перевязал ленточкой.

Этот подарок он мог получить по случаю первой годовщины пересадки сердца, но не сумел истолковать смысл этого послания из двух слов. Возможно, конфетки подарили ему от души.

Оторвав взгляд от мешочка, Райан посмотрел на свое отражение в зеркале. И не смог понять выражение собственного лица.

Он сидел в кровати, читал и читал, пока не закончил роман, уже в начале третьего утра, хотя и не собирался так долго бодрствовать.

Несколько минут смотрел на фотографию Саманты на задней стороне суперобложки. Конечно же, в жизни она была красивее.

Отложив книгу в сторону, Райан привалился спиной к подушкам.

В первые три месяца после операции побочные эффекты двадцати восьми препаратов доставляли ему определенные неудобства, а в двух или трех случаях серьезно обеспокоили. Но дозировку скорректировали, несколько препаратов заменили другими, и после этого процесс восстановления пошел так хорошо, что доктор Хобб называл Райана «моим суперпациентом».

По прошествии года никаких признаков отторжения не проявлялось: ни необъяснимой слабости, ни усталости, ни повышенной температуры, ни озноба или головокружения, ни поноса или рвоты.

Биопсия сердечной мышцы оставалась золотым стандартом при определении отторжения. Дважды за прошедший год Райан проходил эту процедуру. Оба раза патолог не нашел в представленных образцах никаких отклонений от нормы.

Для поддержания физической формы Райан много ходил, отмеривая милю за милей. В последние месяцы начал пользоваться велосипедным тренажером и поднимать тяжести.

Мышцы подтянулись, он чувствовал, что находится в неплохой форме.

Судя по достигнутым результатам, он относился к тому удачливому меньшинству, у кого при пересадке чужого сердца возникало не больше проблем, чем при переливании крови. Единственной серьезной медицинской проблемой оставалась повышенная восприимчивость к инфекционным болезням: в число принимаемых препаратов входили и те, что ослабляли иммунную систему.

Однако он ждал, что ситуация изменится, на место света придет тьма. Поскольку события, которые привели к трансплантации сердца, так и остались без концовки.

И вот теперь появились конфетки в виде сердца с одинаковыми надписями, которые несли в себе какое-то тайное послание. Плюс фигура на южной лужайке. Под дождем.

Он притушил настольную лампу. Даже после года относительно нормальной жизни предпочитал не спать в абсолютной темноте.

Из его апартаментов на балкон вели две двери. Обе толщиной в три дюйма, со стальной рамой, каждая с двумя врезными замками. Если включалась охранная сигнализация, то при открытии любой начинала выть сирена.

Со второго этажа на третий, где находились его апартаменты, вела лестница. На площадку, которой она заканчивалась, открывались и двери лифта. Со стороны апартаментов дверь на ту же площадку закрывалась врезным замком без сквозной замочной скважины. С площадки открыть этот замок не представлялось возможным.

Следовательно, если бы незваные гости и проникли в дом после включения охранной сигнализации, в его апартаменты они бы все равно не смогли попасть.

В сейфе, спрятанном в гардеробной, Райан хранил пистолет калибра 9 мм и коробку патронов. В этот вечер, перед тем как лечь в кровать, он зарядил пистолет. И теперь оружие лежало в наполовину выдвинутом ящике прикроватной тумбочки.

Райан хорошо помнил свои страхи перед плетущимся против него заговором, которые испытывал в предшествующие операции месяцы. И склонялся к тому, что их причину следовало искать не в ухудшении циркуляции крови и не в побочном эффекте прописанных ему лекарств, а в свойственной ему подозрительности. Если еще в раннем детстве ты узнаешь, что родителям доверять нельзя, недоверие становится ключевым элементом твоей жизненной философии.

Если и теперь причиной волнений являлась та самая подозрительность, ему требовалось приложить определенные усилия, чтобы не скатиться в паранойю. Возможно, первый шаг в правильном направлении он мог сделать, вернув пистолет в сейф прямо сейчас, а не утром.

Но Райан оставил пистолет в ящике прикроватной тумбочки.

Так и необъясненное постукивание не появилось. Лежа на правом боку, ухом на подушке, Райан слушал ровные удары своего сердца.

Со временем заснул, ничего ему не приснилось.

* * *

Проснулся он поздним утром и по аппарату внутренней связи попросил миссис Эмори подать ленч в час дня в солярий.

Приняв душ, побрился, оделся, положил пистолет и мешочек с конфетками в сейф.

Дождь закончился еще прошлым вечером, но с северо-запада подходил новый облачный фронт, так что во второй половине дня вновь обещали осадки.