Потерянные поколения - Ив Престон

Но я не имею ни малейшего понятия о том, как этому можно кого-то научить.

Вечером с этими словами я и захожу в зал к Кондору. Дорогу нашла сама, и это уже маленькая победа. Кондор пристально смотрит на меня, и я не могу понять, что именно отражается на его лице.

– А как ты этому научилась? – спрашивает он наконец.

Пожимаю плечами.

– Подумай, – продолжает он. – Это умение не могло появиться из ничего. Подумай, почему тебе приходилось притворяться? От кого ты пряталась?

– Силенты, – отвечаю я немного резко. – И я не пряталась от них, я всего лишь… Все дело в том… – Судорожный вздох сдержать не удается. – В том, что, хотя собственные эмоции у них проявляются совсем слабо, силенты очень восприимчивы. Когда я была спокойна – они тоже вели себя спокойно, но если меня что-то волновало, то с ними справиться было подчас невозможно. – Я вспоминаю, как испугалась, когда это обнаружила, как подумала: может, они как профайлеры? – Не сразу, но я поняла, что силенты реагируют только на внешние, невербальные проявления эмоций – жесты, движения… и со временем я научилась… не беспокоить их. – Я вновь вздыхаю. – Но я не уверена, что смогу научить этому кого-то другого.

– Сможешь, – улыбается Кондор, – еще как сможешь. До мобилизации у тебя еще есть время, чтобы осознать свое Знание и понять, как передать его другим.

Я вздрагиваю, услышав шаги. В зале появляется незнакомый мне курсант в форме, с шестом в руках.

– Надо же тебе как-то успевать за своим отрядом, – отвечает Кондор на мой вопросительный взгляд. – Или ты думала, мы с тобой только болтать будем?

Я едва успеваю поймать шест, брошенный Кондором в мою сторону, и привычно стискиваю его в руке. По крайней мере, сейчас я точно знаю, что нужно делать.

Та к проходит неделя. Вечерами после занятий я или до отбоя просиживаю в общей комнате, выполняя просьбу Министра, или спускаюсь в зал на тренировку к Кондору… после которой все равно сижу допоздна, делая записи на видеокамеру. Сначала это дается очень тяжело, слова находятся с трудом, я говорю сбивчиво, перескакивая с одной мысли на другую, – и приходится по несколько раз перезаписывать одно и то же. Все, о чем пытаюсь рассказать, внезапно становится таким важным – каждая деталь, каждый случайно пойманный эпизод, – что я не знаю, как мне собрать все эти разрозненные фрагменты воедино.

Помощь приходит неожиданно. Солара, заглянув к нам как-то вечером, обнаруживает меня перед камерой и дает дельный совет. Теперь перед каждой записью я составляю примерный план того, о чем собираюсь говорить, и выясняется, что я могу сказать очень много. Все это время я даже не догадывалась, что обладаю самым настоящим Знанием, которое всего лишь нуждалось в оформлении.

Кажется, мне нужна еще одна нашивка голубого цвета.

А та нашивка, что уже есть на моем рукаве… Я все еще не совсем понимаю, что в итоге хочет от меня Кондор. Пока он не учит меня ничему новому, просто каждый раз приводит нового курсанта, с которым я дерусь на шестах. Иногда побеждают меня, иногда я. Но Кондор все мрачнеет, раз за разом, вне зависимости от исхода поединка, но молчит, не говоря ни слова. Наконец после очередного спарринга я не выдерживаю.

– Что не так? – спрашиваю я, подходя к Кондору.

Он качает головой:

– Все. Все не так.

– Я победила, – возражаю я. Действительно, в этот раз мне удалось одержать верх, и, как мне кажется, я не допускала каких-то грубых ошибок. Я не понимаю, чем он может быть так недоволен.

– Ты не выложилась даже наполовину, – Кондор с досадой хлопает ладонями по столу. – Сейчас твои показатели даже близко не дотягивают до того уровня, который ты продемонстрировала на вступительном испытании, удары порой слишком слабые…

– Привычка. Я слишком долго заботилась о людях, а не избивала их, – перебиваю я его. Эти слова звучат резко – прорывается наружу накопившееся в течение прошедших дней раздражение.

– Ну да. Видел я, как ты о Максе позаботилась, – голос Кондора звучит ядовито. – Вот там была скорость, была реакция…

– Стаб-конфликт, – тихо говорю я. – Это то, что он со мной сделал.

– О, нет-нет-нет, пташка, – громко говорит рассерженный Кондор, резким взмахом руки указывая в мою сторону, – даже не думай списывать все на стаб-конфликт. Никакой стаб не способен сделать тебя быстрее или сильнее, чем ты есть. Он не изменил тебя ни на йоту – всего лишь сдул с тебя шелуху…

– Так, может, в этом-то и дело? – В запале я тоже повышаю голос. – А что, если я могу быть такой, какой вы хотите меня видеть, только в стаб-конфликте, без этой, как вы говорите, шелухи? Что тогда?

Взгляд Кондора застывает.

– Вот как, – говорит он тихим, бесцветным голосом, который совершенно не вяжется с его видом. – Я понял, – коротко кивает он.

Я не понимаю, что произошло. Еще мгновение назад Кондор был рассержен, а потом словно все его эмоции выключили, и в одно мгновение он стал для меня нечитаемым.

– На сегодня ты свободна, – добавляет он так же невыразительно. – В следующий раз попробуем зайти с другой стороны.

До конца тренировки остается еще около получаса, но я решаю не упоминать об этом – и так уже достаточно наговорила.

Голос Кондора настигает меня у выхода:

– Ты кое-что упустила, – говорит он, и я замечаю мимолетную горькую улыбку на его лице. – Тест физической формы во время вступительного испытания… Ты прошла его до рендера. До стаб-конфликта.

* * *

А на следующий день отряд остался без Никопол.

Когда мы проснулись, ее вещей уже не было в казарме – собралась ночью, пока все спали. Солара обнаружила ее отсутствие уже на утреннем построении. Новость ей решилась сообщить Альма, тут же добавив, что ничего об этом не знала. Солара выглядела так, словно ей всадили нож в спину.

Во время обеда выясняется, что это действительно так. В отряде Закара и Макса освободилось место, выбыл курсант, и Никопол перевелась к ним – мы видим ее за их столом. Она что-то рассказывает, и отряд смеется вместе с ней. Со стороны кажется, словно так и должно быть, словно она всегда сидела за тем столом.

А уже вечером мы узнаем, что для того, чтобы перевод курсанта состоялся, нужно одобрение трех капралов.

И одним из тех, кто одобрил перевод Никопол, оказался Финн.

– Солара! – окликает он ее, нагоняя нас после ужина, почти у двери нашей казармы. Солара идет вместе с нами – видимо, хочет что-то сказать без посторонних. Она едва заметно вздрагивает, но продолжает идти, не оборачиваясь. – Да подожди ты, Сол!

Солара ускоряет шаг и первой проходит в общую комнату, хлопая дверью. Я захожу следом за ней. Солара стоит, не шевелясь, со стаканом воды в руке. Ее взгляд застыл на одной точке – даже тот, кто совсем не умеет читать лица, понял бы по этому взгляду, что она в отчаянии.