Жена врага. Я тебя присвою - Вероника Колесникова

Мата Хари, блять.

Жму на педаль газа, выжимаю все, на что способна тачка.

Руки на руле наливаются белизной, костяшки становятся резче, острее.

Вся кровь отхлынула к сердцу.

А вот оно качает без перебоя.

Девочка моя, Анжелика, только бы ты не успела.

Только бы ты не успела…

Анжелика

— Чего ты молчишь, дрянь? Язык в жопу засунула? Или от страха растеряла все словечки, которые так давно мечтала сказать? Осмелела со своим новым ёбарем? Ну давай, моя милая Лика! Скажи мне какой я больной на голову! Скажи, как ты ненавидишь меня! Ну же! Делай то, что я хочу, и тогда я… Может быть, немного облегчу твои муки.

Глаза Давида наполняются дьявольским блеском. Белки краснеют. Он делает шаг вперёд, но не спешит набрасываться на меня.

— Что ты хотела сделать с этим чемоданчиком? Отдать ему? Думала, что он отблагодарит тебя и оттрахает ещё лучше? М? Ну что же ты молчишь, шлюшка? Неужели и правда потеряла дар речи? Скажи мне, Анжелика! Скажи, какой я плохой!

Я молчу, потому что не хочу дразнить его сильнее, не хочу снова выполнять то, что требует он. Хватит! Я не доставлю ему этого удовольствия!

Давид делает ещё один шаг вперёд, а я понимаю, что путей отступления у меня нет, но всё равно юркаю за стол. Нас разделяет всего несколько метров. Я должна буду воспользоваться оружием, которое взяла, чтобы убить его, потому что иначе он раздавит меня, пополнит коллекцию своего маниакального труда.

Мне становится страшно от мысли, которая только в эту секунду ударяет по сознанию: Сергей не сможет жить, если потеряет ещё и меня. Он с такой болью говорил о смерти своей сестры… Конечно, она была родной ему, но это не отменяет того факта, что она была реагентом, как и я. Он больше не сможет видеть краски жизни.

Дура!

Какая же я дура!

Я совсем не подумала о единственном человеке, делавшем меня счастливой.

Рассчитывая, что всё продумала до мелочей, я сильно облажалась, и теперь нет дороги назад. Я погибну здесь… И убью Сергея. На глаза наворачиваются слёзы, но я умело прячу их.

Шаг.

Ещё один.

Давид резко огибает стол, и я успеваю выхватить из кармана нож.

Сталь лязгает в воздухе, скользит по его щеке, и я вижу яркую кровь, пугающую меня.

Я смогла сделать это! Я ранила человека! Я чудовище! Такое же, как и он!

В голове путаются разные мысли, и я просто не могу ухватиться за какую-то из них. Чудовище я или нет, плевать… Пытаюсь снова ударить Давида, но он до хруста сжимает моё запястье, и нож вываливается из рук.

— Сука! Я убью тебя! Дрянь! Подстилка!

Давид с силой толкает меня к стене, и кажется, что я слышу хруст каждого позвонка. Внизу живота появляются какие-то странные тянущие боли, но оно и не удивительно — удар был сильный.

Схватив меня за горло, Чопурия сжимает пальцы так сильно, что мне не хватает воздуха. Он раненым зверем глядит мне в глаза, а затем тянет на себя и впивается в мои губы. Пытаюсь отбиться от него, оттолкнуть от себя, кусаю за губу, и он воет.

Звонкая пощёчина выбивает меня из себя. В ушах звенит, а тошнотворные позывы усиливаются. Плевать если умру… Я должна забрать его с собой. Нельзя… Нельзя просто глупо умереть! Если не удастся посадить Чопурию, то я должна убить его. Хотя бы это! Надеюсь, что у Сергея хватит сил, чтобы бороться за жизнь, когда меня не станет.

Пытаюсь пнуть монстра в уязвимое место, но Давид снова ударяет по лицу ребром ладони и закидывает меня на плечо. Он тащит меня в гостиную, а я пытаюсь молотить его кулаками по плечам и спине, пинаюсь, но это только сильнее раззадоривает его.

Бросив меня на диван, Давид начинает вытаскивать ремень из джинс. Я знаю, чем это грозит мне, и какую боль придётся испытать снова, но я не боюсь этого. Кошусь в сторону тумбы, стоящей рядом. На ней дорогой кувшин, который мы привезли из медового месяца, как сувенир, как напоминание об одной из сильнейших болей.

— Давид, я б-беременна! — вышла я из душа в номере, где мы остановились, держа в трясущейся руке тест на беременность.

Мне не хотелось рожать ребёнка от чудовища, монстра, коим был мой супруг, да и он не горел желанием становиться отцом. Давид внимательно следил за тем, чтобы я пила таблетки.

Подскочив на ноги, он подошёл ко мне, выхватил тест из рук и впился в него злым взглядом. Он не мог поверить результату. Я и сама не могла. Я не желала такого будущего для своего ребёнка. Стать сыном или дочерью монстра… Нет. Хватило того, что я росла с истинным демоном.

— Как? — спросил он, а я вздрогнула от злого рычания.

Вибрации мужского голоса прошлись по телу, пробираясь в самую душу, пугая ещё сильнее. Глупо было надеяться, что Давид изменится от новости о моей беременности. Глупо и опрометчиво.

— Я не знаю…

— Как? Я тебя спрашиваю! Как?

Он набросился на меня, схватил за горло и с силой прижал к стене. Тогда тоже был сильный удар и начал болеть живот. До одури.

— Прямо сейчас едешь на аборт! Пусть тебе стерилизуют, как сучку, потому что дети мне не нужны…

И мне сделали аборт… А эту вазу — символ плодовитости и оберега детей, он подарил мне на следующий день, смеясь надо мной и издеваясь. И вот теперь это напоминание могло помочь мне.

Пока Давид примерялся к ремню, я быстро перекатилась на другой край дивана и схватила вазу. Я попала в цель, пусть пришлось приложить немало усилий… Хватило всего мгновения, чтобы по комнате раздался грозный крик:

— Ах ты тваррррррь!

А затем хлёсткий удар по лицу, который, кажется, рассёк кожу.

Ваза оказалась легче, чем я думала, и пусть на голове Чопурии проступила кровь, он всё равно по-прежнему удерживался на ногах. Нужно было встать и ударить его, а не бросать вазу.

Дура!

Какая же я дура!

Давид

Ненавижжжжууу ее, всю ее, от мизинца на ноге до кончика волоса. Моя прекрасная шлюха, моя бездарная любовница, моя неверная жена.

Перед глазами мелькают сцены ее предательства: вот она улыбается этому члену на ножках, вот она целует его, запуская свой юркий язычок к нему в рот, а потом тут же садится сверху.

Или вот она, оседлав его обеими ногами, садится на его восставший в ожидании удовольствия член, и садится, замирая от наслаждения, и принимается выгибаться, сначала медленно, развратно скользя руками по его плечам, а потом приспуская все быстрее и быстрее. Он успевает ухватить горошину ее соска губами, и сжимает ее ягодицы руками, задавая темп, насаживая ее на себя, фаршируя своим пенисом ее вагину.