Жена врага. Я тебя присвою - Вероника Колесникова

Дохожу до дома.

В открытую дверь входит еще один охранник.

Точно, их же было трое.

Он тут же вскидывает руки вверх, но я понимаю, что это обманное движение – тюрьма научила быть наблюдательным. Парень решил ухватить таким образом зонт с полки, усыпив мою бдительность.

Я делаю быстрый выстрел – только курка касаюсь подушечкой пальца.

Хлоп.

Еще один на полу.

Перешагиваю через его тела, достаю второй пистолет из кармана.

Перезаряжаю оружие. Держу его наизготовку.

Иду вперед.

Мне нужно найти Анжелику раньше, чем ее обнаружит ее чертов муж.

Смотрю на часы – счет идет реально на минуты, нужно торопиться.

Иди идти и обезвреживать бомбу, или бросаться на поиски своей женщины.

Я слышу какой-то неясный шум и вдруг – звук разбитого стекла.

Кажется, я знаю, что мне нужно выбрать…

Сергей

Не медля и секунды, бегу туда. Сворачиваю в коридор, прислушиваюсь, понимаю, что ошибся, и возвращаюсь обратно. Иду ровно, четко слушая звуки. Теперь я понимаю что это за звук – басовитые слова мужчины и плач женщины. Моей женщины.

— Блядская сука! — истеричное, мужское. Кажется, Давид после больницы чувствует себя намного лучше, чем мне сказал мой источник…

Рву туда.

И тут как в плохой сказке прямо передо мной вырастает мощная фигура еще одного охранника. Вот черт. А я-то был предупрежден только о трех людях. Видимо, нюх обманул, и кто-то просчитался…

Мы с ним быстро оцениваем ситуацию – он без проблем считывает все мое оружие, рассованное по карманам, одежде, ведет плечом.

Вскидываю руку с пистолетом, он, пользуясь эффектом неожиданности, резко и легко выбивает его из рук. Пистолет летит в угол. Не проблема – я поднимаю ружье, но не успеваю нажать на курок, мужик четко и резво отводит его в сторону. Блть. Чувствуется не простая подготовка. Хрен как заговоренный.

Я переворачиваю приклад, основательно и четко бью мужика и слышу, как у него крошатся зубы, а приклад разрывает хрящи. Одновременно делаю выпад ногой вперед, бью в живот. Он успевает склониться так, что удар проходит по касательной, но тем не менее, наносит урон. Дезориентированный, он дает мне фору в несколько секунд, и я успеваю за это время выправить ружье прицелом прямо на него.

Хлоп!

И последнее препятствие снято.

На моих руках – брызги крови из носа этого человека. Но на самом деле прямо сейчас они запачканы по локоть, как и вся моя душа. Но я понимаю, что иначе поступить не мог – иногда судьба просто не оставляет тебе выбора для другого решения. Тем более, что я уже понес наказание за все грехи наперед, о которых прежде даже и речи не было…

— Нет! — истошный женский писк рушит тихое пространство дома.

В два прыжка оказываюсь рядом.

Огромная комната разгромлена – видны следы сопротивления.

Разбитое стекло, черепки, разбросанные подушки.

Спиной ко мне стоит мужик. Он пошатывается, кажется, что пьян, но это не так. брюки приспущены – отвратительная по своей сути картина. Меня изнутри опаляет брезгливостью, ярким ощущением злости. Мне кажется, я ощущаю запах его возбуждения, и этот тошнотворный смрад тянет сделать единственно верное: повернуть прицел ружья и выпустить в его спину два патрона, не мешкая.

— Не надо… — он отодвигается, ухмыльнувшись, выдергивает из шлевок брюк ремень, резко стягивает его и бьет прицельно по своей жертве, которая, оказывается, скрючилась прямо перед ним на диване.

Анжелика!

Удар кожаного ремня по телу звучит, как гром, как выстрел, вспарывает мое нутро.

И я бросаюсь на него со спины.

Не даю повернуть мужику ни рукой, ни ногой, ловлю испуганное, заплаканное лицо Анжелики и чувствую ее боль, как свою. У нее на щеке – кровь. Ярко – алая, ослепительная, режущая сетчатку. Все ее цвета пульсируют, но от этой пульсации больно и страшно. И потому я перехватываю ремень из рук этого придурка и перетягиваю его на шее борова.

Он хрипит.

— Тварь, ты сдохнешь, сука, — шипит он. Штаны слетают с его волосатой задницы, и я тяну его к полу, переворачиваю спиной на пол.

— Анжелика, — она смотрит на меня блестящими глазами и от страха и боли ничего не понимает. Я же бросаю быстрый взгляд на часы – все, времени совсем нет. Скоро бомба рванет. — Девочка моя, тебе нужно выбираться из дома.

— Сережа, Сережа, — она отмирает, бросается мне на грудь, но я жестом останавливаю ее. Смотрю серьезно и прямо.

— Сука-а-а-а, — извивается змеей Чопурия под моими ногами. Пинаю его по почкам, и он начинает хрипеть, губы синеют – кислорода почти не поступает в горло, перетянутое ремнем.

Наступаю на его мужское достоинство, и от этого глаза Чопурии краснеют, лезут из орбит. Боль адская, это понятно по его хрипам и стонам. Но мне хочется сделать еще больнее, еще хуже. Во мне будто просыпается демон, который был похоронен под пеплом все эти долгие годы.

— Не надо, Сережа, не надо, — тянет Анжелика меня за руку. Она, наконец, справилась с собой, вскакивает на ноги и поглядывает в сторону дверей, туда, где лежит безжизненным кулем последний охранник. — Уйдем отсюда.

Одной рукой я удерживаю вырывающегося Чопурию, а другой притягиваю Анжелику к себе.

— Беги на улицу. Там стоит моя машина. Ключи в замке зажигания. Мчи в наш дом, поняла?

— Я тебя не оставлю, — она ревет, слезы катятся градом, глаза мутные.

Встряхиваю ее, чтобы привести в сознание.

— Девочка моя, кроме тебя у меня никого нет. Прошу, уходи. Прямо сейчас.

— А ты? — она утирает тыльной стороной ладони глаза, хлюпает розовым носом.

Эмоции на грани, она никак не может меня услышать, а я держу себя в руках, чтобы не повысить голос и не напугать ее еще больше. Ее – мою сладкую, нежную, любимую…

Притягиваю ее к себе и быстро касаюсь ее нежных губ своими - сухими и жесткими.

— Быстро беги на улицу. Машина на той стороне дороги. Ты справишься.

Она вдруг кивает – понимает, что я не шучу, и в ее глазах вдруг проскальзывает понимание. Она сделала какой-то вывод – может быть, решила, что сюда сейчас нагрянет полиция, или другая вооруженная охрана, как было в том доме в лесу, куда я ее отвез первоначально. В любом случае, я думаю, чтобы она не догадалась о том, что будет дальше.

Потому что я –то уже прекрасно все понял, осознал.

Я смотрю на нее во все глаза.

Хочу запомнить ее такой, как сейчас: живой, невероятно красивой, родной. За эти несколько дней она стала мне ближе, чем кто-либо, пробралась мне под кожу, выжгла татуировкой свой образ на сердце. никто и никогда не пробирался в меня так глубоко, не пускал свои корни. Она – это самое важное, что было в моей жизни, и я жалею только об одном: что не успел сказать ей этого.