Дети луны, дети солнца - Янина Волкова

– Что это, во имя Фрейи, такое? – спрашивает она.

– Земля Заката, – отвечает Витарр. Он стоит, облокотившись на форштевень плечом, и смотрит на далекий берег, слегка нахмурив брови. – Ничейная земля. Говорят, где-то в ее глубинах, под охраной гор, остались города, но этого никто точно не знает.

– Если на этой земле есть города, разве не должны их корабли проходить мимо наших берегов?

– Кто знает? – Мужчина запрокидывает голову, переведя взгляд на сестру. – Вряд ли их корабли настолько хороши, чтобы пройти сквозь наши льды. Да и для чего им это может понадобиться? Эта земля проклята, даже боги не любят ее, раз поделили поровну, а не стремились забрать себе. Если есть на ней люди, то пусть они остаются в своих городах. Им даже мертвые боги не рады.

Таинственная Закатная земля не дает ей покоя, и Рена провожает материк взглядом до того момента, пока он не исчезает за горизонтом. После этого вниманием воительницы полностью завладевает Солнце. Горячая Южная Луна обжигает лицо своими лучами, чье прикосновение схоже с уколом множества крошечных игл. Тюлений жир защищает кожу северян, не привыкшую к этим лучам, от ожогов, и вскоре даже запах его не кажется столь ужасным.

Вот только при свете Южной Луны все становится иным. Ренэйст с интересом рассматривает поверхность драккара, воду под их веслами и даже собственные волосы, кажущиеся ей чужими. Каждый шрам отныне виден ей на лице возлюбленного, и оттого кажется он еще прекраснее. Хакон смеется, когда она говорит ему об этом, и тянется за поцелуем, но Рен не позволяет ему этого, не желая чувствовать на своих губах вкус тюленьего жира.

Волнение охватывает каждого, придает силы и заставляет желать как можно скорее ступить на чужую землю. Ренэйст чувствует, как вскипает в ее венах кровь, и сильнее налегает на весла, представляя, как возьмет свое первое поселение солнцерожденных. Они привезут домой множество рабов, древесины и пищи, и больше не будут знать горя. Едва вернутся они на родную землю, жизнь ее изменится, и только ожиданием этого мига полнятся ее думы. Сможет назвать она себя женой Хакона, и никто больше не сможет их разлучить. Хакон станет конунгом после ее отца, и Ренэйст сможет вдохнуть полной грудью.

Но для детей Луны плаванье под Солнцем – настоящее испытание. Снимают они тяжелые свои меха, блестит пот на крепких мужских плечах, покрытых татуировками, в то время как конунговой дочери приходится ограничиваться хлопковой просторной рубахой. С завистью смотрит она, как мужи, свесившись за борт, набирают ведра теплой морской воды, обливаясь ею, спасаясь от жары. Ренэйст опускает в морское молоко голову и стоит так до тех пор, пока нутро не начинает жечь огнем. Кажется это единственным спасением от ужасной жары, и Волчица сейчас с удовольствием прыгнула бы нагишом в колючий снег, если бы только это могло спасти ее от этого жара.

Восторг, обуявший их при появлении незнакомого берега, погибает так же быстро, как и появляется. Все реже разговаривают молодые воины между собой, обсуждая, кто чего ждет от чужой земли. Множество мыслей было у них, да боялись, что так и останется это лишь думой. Видит Ренэйст брата своего, стоящего на форштевне корабля, глядящего за горизонт, и думает, что именно Витарр больше всех понадеялся на этот набег. Неужели таким и будет его шанс вернуть себе отцовскую благосклонность? Сколько еще должны провести они вдали от берега, чтобы получить хоть малейшую награду за свои труды?

– Я устала, – тихо говорит она.

Хакон стоит на коленях за ее спиной и плетет возлюбленной крепкие косы, чтобы было не так жарко в лучах Южной Луны. Он кривит губы в усмешке, заслышав ее слова, и поворачивает голову, глядя на ему одному известные ориентиры. Рен скашивает на него взгляд, но ответа не требует; все равно не скажет. Подле ног ее лежит Ове, устало прикрыв лицо руками, и грудь его опадает в такт тяжелому дыханию. Хуже остальных переносит Товесон зной Юга, еще более болезненным начинает он казаться, и Ренэйст не на шутку волнуется о его самочувствии, пальцами перебирая белые волосы Ове, так напоминающие снега их родного Севера.

Витарр вновь сидит на форштевне корабля, впившись взглядом в горизонт. Пот блестит на его спине, и весь он напряжен и нетерпелив, словно волк, готовый наброситься на добычу. Она уверена, что он чувствует ее взгляд, но слишком занят немым этим ожиданием, чтобы отвлечься. Ренэйст чувствует, как ладони Хакона опускаются ей на плечи, но все смотрит в сторону брата. Кажется, что фигура Братоубийцы, безразлично расслабленная на протяжении всего плаванья, напрягается, и сам он вытягивается. Голос его вырывается из горла, подобно стреле, что вонзается в уши каждого, кто его слышит:

– Земля! Задери меня Тор, земля на горизонте!

Рена вскакивает на ноги и бежит к форштевню, перепрыгивая через уставших гребцов и менее проворных мужчин. Северяне мечутся по драккару, голосом Витарра словно бы пробужденные ото сна, но деве нет дела до их суматохи. Цепляется она босыми ногами за резную шею морского змея, и Витарр хватает ее за руку, позволяя ей взобраться к нему. С трудом удается удержаться им, чтобы не свалиться вниз, но слишком важен этот миг, чтобы обратить внимание на подобные мелочи. Стискивает мужчина правой рукой запястье младшей сестры, мизинцем левой указывая куда-то в сторону блестящей, подобно снегу в лучах Луны, водной глади.

– Гляди, сестра! – восторженно выдыхает он ей в висок, и дыхание его покачивает тонкие пряди белоснежных волос. – Вот оно – то, ради чего мы проделали такой долгий путь!

Девушка щурится, стараясь рассмотреть хоть что-то на фоне сияющей бирюзовой воды, и не сразу удается ей это. Материк еще далеко, но она видит его, и все ее тело окутывает сладкая дрожь. Драккар качается из стороны в сторону, когда молодые викинги, побросав весла, бросаются к бортам корабля, и опытные моряки могут лишь смеяться над ними. Бьют они друг друга кулаками, указывают в, как им кажется, нужную сторону и надеются, что первыми коснутся своим сапогом этой земли.

– Да благословит нас Фрейя, – на выдохе произносит Ренэйст, держась за предплечье Витарра.

«Да благословит она всех нас», – думает он, поджимая губы.

Земля чужих богов вот-вот склонится перед ними.

Вещие сны посещают его все чаще, и Радомир прекращает спать.

Измотанный, мечтающий хотя бы о мгновении покоя, бредет ведун по нагретым Отцом-Солнцем улицам Большеречья в сторону дома старейшины. Солнцерожденные смотрят на него с удивлением, предлагают помощь, но он лишь качает головой, с трудом заставляя себя переставлять ноги. Знает Радомир, что увидит, если закроет глаза, и тяжесть собственных видений давит на его плечи неподъемным грузом.

Он слишком долго откладывает этот разговор. Ратибор не владеет ведовским даром, но все же чувствует беду, что крадется к ним на волчьих лапах. Наверняка он будет отчитывать его, говоря, что народу нужен ведун, стойкий духом и крепкий телом, а Радомир сам себя лишает силы. Знай Ратибор о том, какие видения посещают его, сам запретил бы ему спать. Только видения не покажешь другим, а слов бывает недостаточно, чтобы описать все так, как видишь.