Дети луны, дети солнца - Янина Волкова

– Я буду ждать тебя здесь. Я всегда буду ждать тебя.

Большого труда стоит ему не обернуться, хоть и знает он, что Весна смотрит ему в спину. Радомир силится заставить ее поверить, что уверенности у него столько же, сколько в ней – надежды, но не всякую ложь можно выдать за истину.

Лес манит уютной тенью своей кроны, но Радомир не спешит нарушать его границы. Ведун медленно сжимает и разжимает кулаки, и сердце его стучит так громко, что заглушает весь остальной мир. Не сможет лес ему навредить, он с детства знает эту истину, но дышит тяжело и рвано, когда голову его, подобно мутной воде, полнит тревога.

«Беги в лес, Радомир! Беги, сынок, лес мудр, он защитит тебя! Он не пустит врага в свою синь, беги же, ручеек, я скоро тебя догоню!..»

Она не солгала только в одном – лес и правда его защитил.

Радомир понимает, что что-то не так, когда птицы прекращают петь.

Оглядывается по сторонам, но не видит между деревьев просвета, что помог бы понять, в какой стороне выход из чащи. Радомир прикасается ладонью к покрытому мхом стволу ближайшего дерева, прикрывая глаза. Пытается понять, куда держать ему путь, но лес молчит, глух и безразличен к его словам. Вздохнув, убирает юноша руку, вновь продолжая идти куда глаза глядят. Что еще остается ему? Ратибор учил, что, коль заблудился, нужно оставаться на месте, но Радомиру этого не понять.

Коли потерян, какая разница, как далеко зайти? Быть может, одна из этих дорог приведет домой.

Народ его верит в то, что лес хранит само таинство жизни. Из поколения в поколение ведуны обращают к нему свои просьбы, черпая силы и обретая покой. Потому сюда и направил его Ратибор, надеясь, что здесь смирится Радомир с тяжестью, что возложена на плечи его по закону крови. Но боль утраты куда сильнее благоразумия, и упрямится юноша, не желая покоряться жестокой Судьбе.

Радомир останавливается лишь тогда, когда тропа выводит его к иве, чьи густые ветви касаются зеркальной поверхности тихого озера. Он знает это место и невольно отступает на шаг, выставляя перед собой согнутую в локте руку, желая защититься. Внимание его привлекает тихий плач, доносящийся со стороны дерева, и медленно подходит ведун ближе. Убирает в сторону тонкие ветки древней ивы, что стоит здесь еще с тех самых пор, когда боги ходили среди людей, и заглядывает в густую крону. Возле самых корней, тихо плача, сидит маленький мальчик, вытирая слезы дрожащими руками.

Как мог здесь оказаться ребенок? Впрок задаться этим вопросом, да только делает Радомир шаг, позволяя ивовому пологу сомкнуться за спиной.

– Не плачь, дитя. Я помогу тебе.

Он опускается на одно колено, положив ладонь свою на детское плечо. От ребенка пахнет гарью и кровью, ноги его черны от пепла и грязи. Всхлипнув, мальчик медленно поворачивает голову в его сторону, и внутри Радомира все холодеет от ужаса.

На него смотрят его собственные заплаканные глаза.

Это он десять лет назад прибежал к этой самой иве и прятался в ее корнях, пока Ратибор не нашел его. Это он пах гарью и кровью, а ноги его были черны от пепла и грязи. Мальчик смотрит на него глазами, красными от слез, и, шмыгнув носом, тихонько шепчет:

– Они уже здесь.

Отшатнувшись, вскакивает ведун на ноги, но стоит ему выпрямиться, как ива исчезает. Все вокруг меняется, и сам он становится другим. Порыв невиданной силы кидает холодные белые лепестки ему в лицо, и он щурится, прикрывая глаза ладонью. За спиной Радомира зеленеет листвою лес, перед ним – белый снег, что сияет под светом Луны. Облаченная в белое платье, с венком из застывших цветов на голове, стоит перед ним девочка, и босые ноги ее красны от холода. Смотрит на него голубыми глазами сквозь тонкие пряди белых волос, падающих на лицо, и взгляд у нее вовсе не детский. Радомир смотрит на нее, и все вокруг леденеет.

– Рядом, – говорит она.

Лицо ее идет трещинами, из которых по коже бежит голубая кровь. Девочка распахивает рот в беззвучном крике, рассыпаясь белым пеплом, и в мире не остается ничего, кроме снега и бледного света безучастной Луны. Радомир кричит, закрывает лицо руками, но холод пробирает до самых костей, заполняя собой его нутро. Слышится ему волчий вой и когда, казалось, силы должны были покинуть холодное его тело…

Он открывает глаза.

Радомир рывком садится, пальцами сжимая мягкую траву под собой. Спиной прижимается к стволу раскидистой ивы, в чьих корнях погрузился в сон, и это – то же проклятое дерево. Рубаха прилипает к его мокрой от пота спине, зубы стучат друг о друга, словно он до сих пор окутан холодом. Подобно рыбе, открывает рот, не в силах сделать даже малейший вдох. Внимание его привлекают тихие шаги, и сквозь ивовые ветви видит чью-то тень, которая словно плывет над землей. Хрипя, перебирает юноша ногами по траве, стремясь отодвинуться как можно дальше, спиной упираясь в древесный корень. Осязаемым становится видение, беда идет по его душу.

Ему некуда бежать.

Ветви расступаются, образовывая проход, а трава не приминается при каждом шаге, словно бы она и вовсе не ступает по ней. Смотрит на него глазами зелеными, как само сердце леса, и белоснежные волосы ниспадают до самых пят. Юная и нежная, с цветами, вплетенными в непокорные локоны, подходит ближе и узкой своей ладонью прикасается к его влажному от пота лицу. Радомир опускает ресницы, чувствуя, как отступает тяжесть пережитого, а по телу его парным молоком разливается покой.

– Далеко же ты забрел, ведун, – с материнской лаской говорит она, пальцами второй руки мягко приподняв его подбородок. – Тяжки думы твои. Не то ищешь, для чего пришел.

Радомир и не помнит, зачем шагнул под своды леса. Лишь тьму видит перед собой, предчувствием беды полнится сердце. Дева мягко обхватывает лицо его ладонями и, наклонившись, касается губами лба. Солодом и можжевельником пахнет от нее, хлебом и молоком, землей и кровью. Теплом опаляет, холодом веет, и тайнами полнятся ее думы, подобно резному ларцу с драгоценностями. С жадностью вдыхает он аромат ее волос, падающих ему на лицо, и подается вперед, распахнув губы в молчаливой мольбе.

– На что мне Дар, – шепчет он губами сухими, – если все уже решено?

– Коль было бы все решено, оставили бы тебе боги твое наследство?

Дева мягко сжимает его руки своими ладонями, помогая подняться. Тело кажется невесомым, не ощущает он ни тяжести, ни усталости. Ведет она его прочь от ивы, держит крепко и нежно, не давая свернуть с пути, и шагает за ней ведун покорно и трепетно, как дитя за своею родительницей. Макушка ее бела, как у древней старухи, и кажется ему, что волосы эти видел он в месте ином. Там, среди снега и ночи, на берегу грохочущей холодной водою реки…

– Хоть все силы отдам, не спасу от беды.

– Не спасешь, – кивает она. – От беды не спасать, от нее защищать нужно. Коль придет, так расправь плечи, ведун, да твори свое ведовство. Довольно прятаться за ивовыми ветвями. Если не ты, то кто?