📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРоманыЛекарство от любви - любовь - Ольга Егорова

Лекарство от любви - любовь - Ольга Егорова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 79
Перейти на страницу:

Нужно просто идти. Идти вперед, не останавливаясь и ни в коем случае не оглядываясь.

Но в Париже Кристина остановилась. И, удивленно оглядевшись вокруг, заметила: Париж. Пожухлые листья платанов на Елисейских полях, этими листьями усыпана вся мостовая. Грустная, уставшая взирать с высоты на мир старушка – Эйфелева башня. Шумный и вечно пьяный Монпарнас, холодный и величественный Версаль. Вдоль корпуса Валуа – обломок королевского дворца Пале-Рояль, галерея, украшенная корабельными носами и якорями.

Парижское солнце. Парижский день. Ветер, вечер. Парижское время, легко вращающее тяжелые стрелки часов Музея д’Орсе. Париж – со ступенек базилики Сакре-Кёр. Париж – с холма Монмартр. Париж конфетно-пряничный, спрятавшийся в замке Белоснежки в Диснейленде. Париж разгульный и распутный – в знаменитом на весь мир кабаре «Мулен Руж».

Она попыталась вспомнить, как вообще оказалась здесь. Задача оказалась сложной, почти непосильной. Память отказывалась выдавать подробности того вечера. Только обрывки фраз на непонятном наречии, в котором слилось по крайней мере три языка мира. Но явное преимущество бесподобно грассированного, бесподобно вибрирующего «р» говорило о том, что основная часть беседы все-таки шла на французском. Не зря ведь она в свое время обучалась на интенсивных курсах.

Жан…

Его звали Жан.

Он шел по улице, а в кармане у него лежал билет на утренний рейс самолета в Москву. Следующим вечером он должен был оказаться в Париже. И оказался бы, непременно следующим вечером и непременно один, если бы не встретил случайно Кристину. Девушку со стрижкой Гавроша и взглядом побитой собаки.

Судьба внесла незначительные коррективы в его маршрут, отодвинув время отлета и изменив состав «экипажа». Всего на три недели, всего на одного человека.

Его звали Жан. Он был ослепительно красивым парижским дизайнером. Такой же ослепительной была его любовь к Кристине. У него были голубые глаза и странная китайская привычка пить по утрам зеленый чай. Просыпаясь, он всегда говорил ей: «Je t’aime tue».[1]И она отвечала: «Je t’aime tue» – на ломаном французском.

И это было все, что она о нем знала. Что она о нем помнила. Париж сам по себе теперь казался ей более реальным, более осязаемым. Казалось, это не с Жаном, а с самим Парижем Кристина жила пять лет под одной крышей. Спала под одним одеялом – темно-синим, отчаянно продырявленным звездами, как настоящий нормандский камамбер. Как мягкий сыр бри с ароматом лесных орехов или валансэ, обсыпанный древесной золой.

Она любила Париж. Они так подходили друг другу – Париж и Кристина с ее мальчишеской прической Гавроша, с именем, так легко и быстро превратившимся в настоящее французское «Кристин…». Она любила Париж. А Жан…

Жан, наверное, никогда и не догадывался о том, что Париж всегда был третьим в их супружеской постели. Что это он, величественный и распутный старик, заводил Кристину, что это его поцелуи имели терпко-сладкий привкус виноградных косточек Прованса, Шампани и Корсики. Его, а не Жана.

Жан был лишь ее случайным попутчиком в прогулках по Сене. Случайным собутыльником в баре, случайным экскурсоводом по мрачным залам мрачного, попахивающего сыростью и мышами Лувра.

Пять с небольшим лет длилась эта порочная связь. Эта любовь втроем, в результате которой Кристина сделала два аборта. Когда случилась первая беременность, Кристина даже не поставила мужа в известность. Просто пошла в частную клинику и через два часа вернулась оттуда. Прежней, или почти прежней. Еще одна маленькая капелька в бездонной чаше грусти ее глаз общей картины не изменила.

Второй раз Жан допустил досадную оплошность за несколько недель до того, как Кристина ушла от него. Она и на этот раз собиралась сделать все втайне от мужа, но он застал ее в ванной с пресловутой полоской-тестом на беременность. В таких полосках Жан хорошо разбирался и сразу понял, что к чему. И обрадовался, несказанно обрадовался: «Кристин, у нас будет ребенок! У нас будет дочка…»

В столь торжественный и почти священный момент Кристина некорректно споласкивала стеклянную баночку, смывая под струей воды остатки анализа. И равнодушно молчала, равнодушно разглядывая отражающуюся в зеркале обалдевшую от счастья физиономию Жана. Жана, который так и не сумел заменить ей Париж. Она-то знала, что никакой дочки у них не будет. Никогда.

– Никакой дочки у нас не будет. Никогда, – спокойно сказала она и закрыла кран. Наклонилась и поставила баночку на кафельный пол. И добавила, чтобы было понятнее: – Jamais. Elle aura еtе.[2]

– Que dis-tu? Pourquoi?[3]– Жан, когда волновался, обычно переходил на французский. За пять прожитых в тройственном союзе лет Жану приходилось волноваться не так уж и редко, поэтому у Кристины была возможность неустанно совершенствовать знание языка, на котором говорит Париж.

Париж шумел за окном волнами Сены, которые замирали в полотнах художников, не успевая разбиться о берег. В глазах Жана застыло непонимание.

Непонимание того, как может не быть дочки, которая, собственно говоря, уже есть. Пусть пока только в виде красной полоски теста на беременность, пусть в виде зародыша диаметром в полтора сантиметра, но ведь есть же! Как же – не будет?

– Que dis-tu?

– Говори по-русски, – спокойно сказала Кристина. – Все очень просто – я сделаю аборт. Я уже делала это однажды.

– Un jour?[4]– французским эхом повторил Жан показавшееся непонятным «однажды».

– Un jour, – терпеливо повторила Кристина. – И вообще, прекрати разыгрывать из себя синхронного переводчика. Я же сказала, никакой дочери у нас не будет. Никогда.

– Но почему?

В ответ Жан услышал нечто невообразимое.

– Потому что когда она вырастет, она будет спать с тобой. А ты будешь спать с ней.

– Que dis-tu?! Qu’est-ce qu c’est?![5]

Кристина вздохнула и вышла из ванной, оставив несчастного, недоумевающего Жана наедине с пустой и в некотором роде символичной стеклянной баночкой. Она вышла из ванной и устало опустилась в мягкое кресло в гостиной.

Из окна на нее смотрел Париж. На его лице не было недоумения. Париж все прекрасно понимал. Он знал, как это бывает. Наверняка видел своими глазами и даже принимал участие в таких вот инцестуальных оргиях.

Кристина думала о том, что ей, наверное, будет тяжело расставаться с Парижем. С парижским метро. Особенно с парижским метро. С его горизонтальными эскалаторами и с той самой кнопочкой, на которую нужно нажать, чтобы двери в метро открылись. Потому что сами они, как в московском метро, не откроются никогда. Наверное, мобилис на пять зон она увезет с собой в качестве сувенира. Бесценного сувенира, впитавшего в себя запахи парижской «подземки».

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 43 ... 79
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?