Лекарство от любви - любовь - Ольга Егорова

Нет, бороться с одиночеством в одиночестве бесполезно. Можно и не пытаться, все равно проиграешь.

«Герман», – мелькнула неотчетливая мысль. Трудно было понять, что он означает, этот сигнал. Но Кристина и не пыталась в этом разобраться.

Она просто взяла в руки телефон и, не обращая внимания на цифры, мелькнувшие на дисплее – 22. 30, – набрала номер. Услышала его голос почти сразу.

– Привет, Герман, это Кристина. Я хочу приехать к тебе.

– Приехать ко мне? – Конечно же, он удивился. В силу присущей деликатности постарался скрыть свое удивление, но получилось не слишком удачно. – У тебя какие-то проблемы?

«Психические, – мысленно усмехнулась Кристина. – И очень серьезные, дружок».

Но вслух сказала совсем другое:

– Проблема есть, только одна. – Выдержала необходимую паузу, дождавшись, пока он уточнит, и пояснила: – Я не знаю твоего адреса. Надеюсь, ты мне поможешь решить эту проблему?

Через пару минут она уже сидела в такси. По опустевшим улицам такси мчалось быстро, и музыка в машине звучала очень подходящая – пустой попсовый мотивчик, никакой тебе классики или надрывного французского шансона, который тоже заставлял ее всегда мысленно возвращаться в прошлое.

«У тебя ничего не получится, – шептал внутренний голос. – Вспомни, такой эксперимент уже был. С Жаном. Разве ты не понимаешь…»

В мастерстве заставить внутренний голос заткнуться Кристине, пожалуй, не было равных. Вот и сейчас ей это удалось легко, почти без усилий. Жан – это Жан, а Герман – это Герман. Неуловимая разница все-таки присутствует… Попытка – не пытка. Она сейчас на все готова, на все согласна, и ей плевать, что он про нее подумает.

«Плевать, плевать, плевать», – повторяла она, поднимаясь по ступенькам. Точно так же, как десять лет назад. Бестолковое заклинание изо всех сил пыталось казаться волшебным…

Большой кремово-белый кот с коричневатыми, цвета молочного шоколада, отметинами на голове, лапах и кончике хвоста, сиамский шоколад-пойнт с кондовым русским именем Степан лежал на диване и молча слушал музыку, доносящуюся из проигрывателя.

Проигрыватель стоял на запылившейся холостяцкой тумбочке в окружении трех высоких полок и кучи музыкальных дисков, сваленных прямо на полу.

Музыка, заполнившая давно привычную, тягучую тишину квартиры, была почти незнакомой. В последний раз шоколад-пойнт Степан слышал ее, будучи еще в младенческом возрасте. Лет десять назад.

Напротив, в кресле, сидел хозяин. Он тоже, как и кот, которому больше ничего не оставалось, слушал музыку. Музыку, которой не слышал уже лет десять. Которую слушал в последний раз, когда его кот пребывал еще в младенческом возрасте.

Он и не думал, что когда-нибудь снова будет слушать Гребенщикова.

«Я связан с ней цепью, цепью неизвестной длины. Я связан с ней церковью, церковью любви и войны…»

Эти слова и ноты в течение десяти лет были для него под запретом. Как и «серебро Господа моего», как и «золото на голубом», как и «сны о чем-то большем» и еще множество слов и нот, неразрывно связанных с его прошлым. Кирпичики воспоминаний, молекулы воспоминаний, атомы воспоминаний. Все эти десять лет он только и делал, что всячески мешал этим атомам, молекулам и кирпичикам сложиться в единое целое.

Гребенщиков был объявлен персоной нон-грата. «Город золотой» был объявлен закрытым для посещения. Реки, текущие на юг, были безжалостно стерты с географической карты его жизни, а боги, глядящие на восток, были преданы анафеме. Любовь же как метод вернуться домой не рассматривалась вообще.

«А любовь, как метод вернуться домой…»

Черт возьми, неужели правда?

– Кот, как ты считаешь?

Музыка стихла. Это была последняя песня на диске – несмотря на то что прошло десять лет, Герман все еще помнил об этом.

Кот никак не считал. Или, может быть, имел на этот счет свое мнение, но предпочел его не высказывать. Кто знает, как отреагирует хозяин.

Герман поймал себя на мысли, что разговаривает с котом.

Нет, конечно, в этом не было ничего удивительного – Герман всегда разговаривал с котом. Во-первых, потому, что очень любил своего кота, а во-вторых, потому что здесь, в одинокой квартире, разговаривать больше было и не с кем. Он часто разговаривал с котом, задавая ему вопросы типа: «Ну как твои дела, приятель?» или «Жрать хочешь, тварюга?» или «Где ты есть?», если спящий под диваном, за креслом, в шкафу или еще черт знает где кот долго не показывался.

Но чтобы вот так всерьез интересоваться мнением кота по поводу того, является любовь «методом возвращения домой», – такое с ним случалось впервые.

В этот день многое случилось с ним впервые. Или почти впервые, забытое за бессрочной давностью лет.

Кот на поставленный вопрос ничего не ответил. Впрочем, ничего другого от Степана, не склонного лирике, нельзя было и ожидать. Романтические чувства он питал только к консервным банкам с кошачьим кормом.

Герман снова покосился на телефон. Шесть цифр, записанных на клочке бумаги и отпечатавшихся в памяти четким фигурным знаком, манили его. Это было так просто – набрать нехитрую комбинацию цифр, прослушать несколько долгих гудков и снова услышать ее голос. Услышать ее голос и убедиться – то, что было, было на самом деле. Дождь, карусели в парке, перезвон ключей и хрустальный смех, от звуков которого сердце блаженно замирало, падало вниз, к ногам, взлетало вверх, к звездам. Было, было…

Табло электронных часов на тумбочке укоризненно мигнуло зеленым глазом, напомнив о том, что время для звонков уже позднее. Варя, может быть, уже легла спать или укладывает спать ребенка, своего сына Никиту. Звонить в такое позднее время – зачем?

Если только для того, чтобы пожелать спокойной ночи…

Просто сказать эти два слова и повесить трубку.

Он больше не в силах был бороться с искушением. Время не настолько позднее – нет еще и одиннадцати. Вряд ли Варя спит, а что касается ее ребенка, то он наверняка давным-давно уже в постели. Он не будет слушать гудки слишком долго. Два, максимум три гудка – и он обязательно повесит трубку, поняв, что Варя уже спит. Спит или укладывает спать ребенка…

Слушать гудки не пришлось вообще. Быстро, в тональном режиме набрав по памяти шесть заветных цифр, он услышал лишь голос оператора, сообщивший ему без всяких эмоций о том, что на линии ведутся ремонтные работы.

Черт, нужно было взять у нее номер сотового телефона. Он позвонил бы ей с мобильника или на худой конец использовал бы подростковый вариант с sms-кой, набрал бы эти два слова «спокойной ночи» на клавиатуре и отправил лететь воздушным поцелуем.

Ремонтные работы на телефонной линии оказались совсем некстати. Герман опустил трубку на базу, понимая, что другого выхода, кроме как ждать теперь, когда Варя позвонит сама, у него нет. А если она не позвонит сегодня – значит, ждать придется до завтрашнего вечера, потому что весь день Герман будет на работе, а рабочего, впрочем, как и мобильного, номера телефона Германа у Вари нет.